– Че тут говорить? – спросил он. – Надо ехать, пока нас не нашла полиция. А то я никогда до девушки не доберусь, и тогда те, кто убил батю, останутся безнаказанными.

– Я знаю, – сказала она и поморщилась, как от боли, взяв его за руки. Вокруг кружил легкий снежок. Она тряслась от холода. Пит придвинулся, надеясь, что его тепла хватит на двоих. В парке было пусто – только заснеженные ветки дубов и узкие бетонные дорожки, схваченные льдом.

Он посмотрел на ее пальцы, одежду.

– У тебя кровь идет.

– Нет, – сказала она, – это не моя кровь.

– Что ты сделала?

– Нет времени. Тебе пора, – ответила Луиза. – Здесь больше не безопасно.

– Ты же едешь со мной, – напомнил он. Страх уже сжимал его сердце. Он видел по ее усталому лицу, что она хочет сказать, но отказывался верить, пока ее слова не лишат выбора.

– Не еду.

– Почему?

– Главное, знай, что я тебя люблю и хотела бы поехать с тобой, но не могу. Уже слишком поздно. Слишком много всего случилось, и мне нужно отправляться туда, куда меня ведет дорога. К сожалению, у нас с тобой дороги разные.

– Откуда знаешь?

– Просто знаю. Поверь, ладно? Разве я тебя когда-нибудь обманывала?

Он покачал головой.

– Хорошо. Тогда послушайся меня. Я найду тебя через пару дней, если смогу. И вот, – сказала она, извлекая пистолет Реда из кармана. – Возьми. Может пригодиться, хотя надеюсь, что нет. Много удачи нам он не принес, да?

Он взял пистолет, как она просила, хотя его тяжесть казалась гадкой и неестественной.

Зябкий, ледяной воздух пронзили сирены, и Луиза вздрогнула, начала озираться. Быстро повернулась к нему, широко раскрыв заклинающие глаза.

– Вот, – сказала она, закопавшись в карман пальто. Сунула ему в руку большую стопку банкнот. Пит в жизни не видел столько денег. – Бери, возьми себе машину. Хозяина зовут Майк. Он был завсегдатаем, когда я работала в «Кузове». Скажи, что тебя послала Луиза. Расскажи про себя. Он поверит. У тебя честное лицо. Такие, как он… они узнают честность, потому что у самих ее нет, – она слабо улыбнулась ему и вздрогнула.

Пит в панике схватил ее за пальто.

– Ты меня уже бросала, ты чего? Пожалста… не надо опять. Поехали вместе. Я ж сам никак. Потому я тебя и нашел.

Она легко обняла его и погладила по голове.

– Наше время кончилось, Пит.

Сирены стали громче, за ее плечом Пит увидел, как в дальнем конце улицы показалась патрульная машина, сверкающая огнями.

– Они уже тут, – он почувствовал, как Луиза кивнула, потом его оттолкнула.

– Теперь торопись, но не беги. Ты же не хочешь привлечь внимание, правильно?

– Они будут меня искать.

– Нет. Не будут. Два человека, которые видели тебя со мной, мертвы. Про тебя никто не знает.

– Почему ты не едешь со мной? Я не понимаю.

– Потому что я все испортила. Всегда все портила, а теперь пора расхлебывать.

– Нет, не пора! Поехали вместе. Мы можем…

– Если я поеду, они будут преследовать меня до конца моих дней. Мне этого не надо, тебе тем более. Если я останусь – тебя не тронут. Незачем.

Со слезами на глазах он сказал в последний раз: «Пожалста, поехали…», но знал, что это ничего не изменит. В первый раз, когда она уходила, в ее глазах не было боли. Теперь была, и он знал – это потому, что теперь они расстаются навсегда. Он больше никогда ее не увидит, и от этой мысли едва не разрыдался. Но полицейская машина уже была так близко, что он слышал, как шуршат в слякоти шины, так что он наклонился, поцеловал ее и, не говоря ни слова, пересек улицу. На ходу взглянул на свои пальцы, размазанную на них кровь. Она напомнила о ночи, когда они нашли Клэр. Тогда он подставил руки под дождь, чтобы смыть кровь, и ему стало стыдно, как будто он смыл ее частичку. Хотя сейчас шел снег и можно было просто сунуть руки в сугроб, Пит только сжал пальцы. Эту кровь он сохранит столько, сколько получится, потому что, хотя Луиза никогда его не обманывала, теперь в глубине души он знал, что она обманула, всего один раз, но чтобы защитить от боли.

Это не моя кровь.

Поворачивая за угол на парковку, он бросил назад последний взгляд и увидел, как она слегка покачивается.

В голове он услышал, как она поет ему колыбельную.

* * *

Несмотря на слова, сказанные мальчику, Луиза так и не нашла своего пути. Лишь уперлась в тупик дороги, по которой слепо ковыляла всю жизнь. И то не своей. Ей было грустно вспоминать о множестве упущенных шансов и потраченных возможностей. Она могла чего-то добиться – всегда верила в свое предназначение – и изо всех сил старалась показать миру, из чего сделана. Но в итоге поняла, что мир не будет говорить о ней с придыханием, как об Аретте Франклин, Элле Фитцджеральд или Джойс Брант, потому что они не были воровками и убийцами. О ее пении никто не вспомнит – только о насилии, смертях и жалких попытках помочь мальчику достичь своей цели, которая в итоге может привести его к концу, потому что он сам попросил. Он хотел этого – и она согласилась, отчасти из чувства вины, отчасти потому, что желала, чтобы он прошел свой путь до конца, куда бы этот путь ни завел.

Луиза стала напевать – нежную печальную мелодию, которую помнила с тех пор, как ей в детстве пела мать. Ее имя казалось сейчас таким важным, но его скрыл туман в голове. В глазах темнело, она подняла голову и спросила себя, это снег стал тяжелее или ее жизнь подходит к концу. Но хотя бы холод уступил теплу, уже хорошо. Это позволяло сохранять спокойствие и концентрацию в отведенное ей время.

Она услышала взвизг тормозов и подвывание сирен – полицейские остановились рядом. С улиц и переулков доносились новые вопли – тысяча эхо, как воющие ночью псы. Распахивались дверцы. Открывались кобуры, выхватывались пистолеты. Она не обращала внимания ни на эти звуки, ни на голоса, что-то кричавшие ей, забивавшие уши приказами. Она умирала, какой теперь смысл?

– Мэм, прошу вас подняться, и медленно.

Луиза улыбнулась и раскрыла пальто.

Секундное молчание, затем кто-то сказал:

– Врача. Быстро.

Она покачала головой. Слишком поздно.

От пореза на животе, куда ростовщик вонзил канцелярский нож, поднимался пар. Из-за внезапного шока ее мускулы тогда напряглись, включая тот, что отвечал за указательный палец, и она оставила Рэга с пулей в плече. От боли даже самые простые дела стали монументально тяжелыми, и она боялась, что если будет хватать деньги и перевязывать рану, потеряет время, чтобы вернуться к Питу и отправить его в дорогу. Она должна была умереть быстро – кровь из раны не прекращала идти, – но отказывалась. Однажды она уже бросила мальчика. Больше это не повторится. Сперва она его проводит.