того, как Евгения сама предложила мне заглянуть к ней в гости. Весь остаток дня я непроизвольно поглядывал на часы. Мои глаза блестели от радости, а с губ не сходила улыбка. И эти мои изменения слегка нервировали Безбородова. Но мне было все равно.

Закончил рабочий день я раньше, чем рассчитывал еще утром. Я спешно вернулся домой, принял душ, сменил одежду и, покрутившись у зеркала с минуту, выскочил обратно на улицу, не забыв зонт.

Уже в городе я заглянул в магазин и купил торт. Цветы не стал брать. В конце концов — это было не свидание. Остановив такси, я назвал водителю нужный адрес и вот уже к девяти вечера я стоял перед дверью, в ожидание, когда она откроется.

Евгения была одета очень просто: красная бандана, серая майка с длинным рукавом, джинсовый комбинезон на подтяжках, белые носки и резиновые шлепки. И эта простота делала ее еще привлекательнее.

— Извини, я заработалась и не успела переодеться. Накатило вдохновение, — улыбнулась она, поправляя чёлку ладонью, на которой виднелись пятна краски. — Проходи.

Евгения была владелицей квартиры-студии. В ней преобладал белый цвет с небольшими вставками под кирпичную стену. Диван находился в дальнем углу. Там же стояли столик и табуреты. В противоположном углу находилась открытая кухня со стойкой. А в самом центре, словно алтарь для поклонения богам искусства, стояли мольберт и холст. На последнем виднелись уже наброски серым карандашом новой работы. Возможно, в скором будущем этой картине предстояло украсить собой выставку или галерею где-нибудь в Милане.

— Будешь чай или кофе? — спросила она, направляясь с тортом в руках в сторону той части квартиры, что была отведена кухне. Комбинезон слегка скрывал очертания ее фигуры, но облегающая майка давала четкие представления об идеальности сего творения. Я с трудом отвел глаза, пусть даже она и не могла видеть мой явный интерес к ней, принявшись осматривать стены, на которых висели картины.

— Кофе, пожалуйста.

— Очень рада твоему выбору. Я привезла из Германии кофе и давно хотела его попробовать в подходящей компании. — Она положила торт на столешницу, после чего открыла верхний шкафчик, потянувшись за туркой, балансируя на одной ноге. — Я не любила кофе до двадцати лет. С детства привыкла пить молоко или чай. А вот когда стала писать картины, то увлеклась этим напитком. При этом пью его крепким и без сахара. А тебе как нравится?

— В основном с молоком и подсластителем, — отозвался я, глядя на картину, на которой было изображено бледное женское лицо, скрытое за широкими ладонями. Задний фон был темно-алым и в этом мареве скрывались серые тени. Такая картина могла символизировать ужасы войны или же домашнего насилия.

— У меня есть сливки и молоко. Могу их добавить.

— Было бы замечательно.

— Сколько того и другого?

— Совсем чуть-чуть.

— Тогда я сделаю тебе маккиато.

— Замечательно.

Что бы это ни было. Для меня кофе всегда оставалось кофе. Хоть с молоком, хоть со сливками, хоть с водой, хоть с пломбиром и ликёром.

На второй картине была изображена целующаяся пара под дождем. Капли отлетали от зонта, превращаясь в цветы. Девушка была в красном плаще. Парень же был нагим, а его тело испещряли канаты мышц. Я предположил, что это одна из ранних работ Евгении. Такими она когда-то представляла себя и Анатолия. До того, как их любовные отношения перешли в неприязнь и ненависть.

— Я очень рада, что ты решил прийти, — сообщила хозяйка студии, продолжая кружиться по кухне. Послышался звук открывающейся и захлопывающейся дверцы холодильника. — Иногда очень тоскливо находиться вечером одной в пустой квартире. Если бы не хобби, ставшим моим призванием, я, наверное, сошла с ума.

— У тебя разве нет друзей среди соседей, с которыми можно было бы скоротать вечер за легкими беседами и настольными играми? — спросил я, переходя к другой картине.

— Увы и ах. Я не слишком интересная собеседница.

— Кто это тебе сказал?

— Никто, сама так решила. Я даже с Толей не находила тем для общения. И даже сейчас с тобой, боюсь что-то сказать лишнего и в то же время замолчать. Вдруг возникнет неловкая пауза или же я что-то скажу не слишком умное.

— Не стоит относиться к разговорам слишком серьезно. Тот, кому будет приятна твоя компания, будет рад с тобой и помолчать.

На третьей картине был изображен мальчишка лет семи-восьми, стоящий у каменной стены, который пытался что-то разглядеть в глубокой расщелине. На самой стене сидела, свесив ноги вниз, девочка того же возраста, в короткой юбочке и гольфах. И если мальчик был нарисован исключительно в черно-серых тонах, то девочка была яркой и объемной. Я хоть и не был психологом, но предположил (в том числе основываясь на проходящем в реальном времени разговоре), что девочка и мальчик символизировали самого автора картины. Мальчик был тем, кем Евгения себя чувствовала в детстве, а девочка — тем, к чему она стремилась всю свою жизнь.

Да, зачастую наша личность формируется на основе детских страхов и комплексов. И с годами увлечения перенимают форму терапии травм прошлого. Для Евгении это реализовалось в рисовании, а ее врожденный талант позволил ей выражаться с невероятной мощью. И неудивительно, что ее работы заметили и получили признание среди ценителей искусства.

Разглядывая картины, я понял, что хочу стать тем, кто отведет ее ладони от лица, прижав их к своей груди, тем, кто займет опустевшее место под ее зонтом, тем, кто принесет лестницу, позволив ей заглянуть за стену.

— Люблю молчать в приятной тишине вечерней квартиры, — раздался ее голос прямо у меня за спиной.

Я обернулся. Глаза. Какими же глубокими были у нее глаза. Мне очень хотелось ее обнять в эти мгновения. Крепко-накрепко. Но я не решился.

— Тебе они нравятся? Мои картины?

— Они великолепны. Не удивлен, что они пользуются популярностью во многих странах. В них очень много глубины и личного.

— Да, про глубину все искусствоведы говорят. Правда, каждый видит в них что-то свое. И никогда то, что вижу я сама. — Евгения вздохнула, после чего протянула мне тарелку с канапе. — А может это и к лучшему. Ведь неплохо, когда в твоем творчестве каждый ценитель видит что-то своё.

В этом она была права. Было ли в моих предположениях толика правды? Возможно да, возможно нет. Спросить об этом я бы смог не раньше чем, между нами сформируются полностью доверительные отношения. Пока же мы были только в начале пути. Я взял канапешку, моментально отправив ее в рот.

— Над чем ты работаешь сейчас?

— Пока не знаю. Идеи