так не хотела»! А дело всё в том, что слишком доверчива была молодая её душа, так что в первое же время она составила такие небоскрёбы мыслей и мечтаний, что невозможно было теперь поверить в то, что стройка этих небоскрёбов закончилась, так сказать, на треснувшем фундаменте.

Она была уже замужем, имела несмышлёного ребёнка, имела мужа, — муж имел машинёшку, а жили они благополучно в трёхкомнатной квартире, доставшейся им от одного из её богатых родственников в кредит, — только не с банковскими твёрдыми условиями, а с дружескими, с тем, что будут платить за неё по мере средств; таким образом вышел как бы и подарок им обоим в виде собственного жилья (о коем подарке мечтают многие молодые пары), и более мягкая ипотека — без висящего топора над головами в виде коллекторов и процентов в случае каких-нибудь проблем с оплатой. Муж, конечно, познакомившись с этим родственником, как бы клятвенно пообещал работать не покладая рук и уважить оказанное доверие.

И вот заходит в одно утро в ванную муж и видит: а «мама»-то висит синяя на бельевой верёвке, оторванной с одной стороны, и обмотанной за шею. Ужас! Шок! Скорей уберечь ребёнка от зрелища — первое героическое молодое, что пришло на ум мужу, — хотя ребёнок ещё и говорить не умел; впрочем решение мужа похвально, ибо бог его знает…

Актриса же, до последней этой своей «сцены» была следующих мыслей. Во-первых она решила, что ошиблась капитально и непоправимо — как бы это смешно нам, взрослым, не казалось, — во-вторых мы не озвучили её мечты. А мечты её были пикантными, она мечтала уже и о Московских театрах, и что уж там скрывать, даже о Нью-йоркских! Других достойных её величия городов она просто не знала…

Изюминкой — или вишенкой на торте — была и мысль сменить мужа… Да, такое шокирует даже и нас, взрослых, но мысль такую она питала, хотя и не в серьёз. Она думала: смотря как пойдёт, — а вдруг я стану премьершей, примадонной!.. Но если серьёзную взять сторону, более земную сторону, то все эти соблазны с замужеством и сопутствующими прелестями ею быв испытаны, стали уже поднадоедать.

Может быть спросят: а как же ребёнок, неужели так возможно? Можно ответить тут только, что — вряд ли актриса выходила замуж ради ребёнка…

А вот что уже самое интересное — для нас, для наблюдателей — это сам метод самоубийства. Обычно женщины не прибегают к таким методам, им «ближе» какие-нибудь таблетки (от которых ещё неизвестно, помрёшь или только потравишся и будешь рыгать), или «романтические» вены и крыши домов. Актриса наша имела талант, но сама не в силах была верить в него доконца, однако же, в знак отмщения, придумала хотя бы напоследок такой «оригинальный способ», дескать я и так могу…

Бог бы с ней, с этой дурочкой. А вот режиссёра жалко… Богатый её родственник всерьёз взялся опосля за дело и дотолкал его до статьи «доведение до самоубийства», — нашлось немало свидетелей, других актёров, которые подтвердили, да де, «срывался на неё», так что она очень волновалась после репетиций; а некоторые даже привирали, будто она и плакала слезами.

Ну каково будет чувствительному режиссёру, с его женственным, хоть и мужским басом, в тюрьме? Да над ним же издеваться будут необразованные, грубые зеки, наверно не хуже, чем черти в аду над малолетней актрисой. Вот откуда такой ад в нашей жизни? Неужели мы настолько неразумные до сих пор существа — люди?

Что же касается мужа, то он крепко задумался, оставшись вдовцом, для чего ему трёхкомнатная квартира, да и какой мотив теперь работать на неё лет десять. Дитя отдавать в дет-дом мыслей в нём конечно не было, но всё же такая неопределённость заставила его помучиться с выбором, — даже если он женится вновь, то это будет уже другая жизнь, а пока на нём висело содержание младенца, найм няньки, коммунальные чеки с большими значениями рублей и кредит за квартиру… Выбора впрочем, платить или не платить, у него не было, так как кишка у него была тонка заявить об своих сомнениях не такому уж теперь благосклонному к нему толстосуму кредитору, который кстати наверно теперь будет так же не очень благосклонен и к отсрочкам… Таким образом парень всё чаще стал заезжать после работы в алко-магазин и распивать после, на кухне, в тоскливом одиночестве.

Чтобы не заканчивать совсем уж трагично, скажем, намекнув, — что с такою ношею, с какой остался «муж», человек обычно падает под её тяжестью, и наверно этот не исключение, так что вскоре сопьётся и проблемы, так сказать, решатся сами собой: ребёнка заберут или родители почившей мамаши, или в дет-дом; квартиру же толстосум наверно изымет, не взирая на выплаченные уже деньги, а может сначала отоберёт машину в качестве взноса за недвижимость, а потому уже изымет квартиру, не вернув ни копейки, — ведь даже по закону первоначальный взнос не возвращается в случае невыполнения обязательств кредитованной стороной. И останется бедняга совершенно у разбитого корыта. Разве только не вмешается какое-нибудь чудо. Было же чудо в жизни его жены, почему в его жизни не может произойти нечто подобное?

Уныние.

Говорят, уныние — это грех, — тяжкий или не тяжкий, тут уж как угодно, — вобщем-то любой грех — тяжкий. Но вот на практике, когда человек унылый, ведь это же наоборот его красит! Ведь если человек унывает, значит ему слишком не радостны обычные прелести жизни, обычные мелочи её, — значит душа болит его о неком большем, может быть даже высшем. А тут, на тебе, уныние — это грех.

Помните может со школы таких тихих сверстников, которые вечно молчат, которые ходили всегда опустив глаза, а общались всегда тихим тоном, и редко можно было услышать их смех, — максимум на что они были способны, это на тихую добрую улыбку. Эти дети вырастают в весьма симпатичных людей, — кстати не только духовно симпатичных, морально симпатичных, а и внешне они тоже неплохо выглядят.

А уныние их не проходит с годами; не сказать что бы оно и увеличивалось, но уж точно не стаёт меньше. Агностик скажет: «характер такой», — надо понимать под подобными формулировками, что глубже характера и нет ничего, — наподобие, как когда кто-то злится, то оправдывается нервами…

Была у нас в школе одна девочка, как