Он замолк и привлек ее к себе.

Как бы ни хотелось Розалинде опровергнуть столь оскорбительное заявление, в этом утешении ей было отказано: слишком сильным был жар желания, вспыхнувшего в ней. Грех похоти. Снова грех настигал ее, когда она меньше всего этого ожидала, снова захватывал ее своей безжалостной рукой. Господи, помоги мне, отчаянно воззвала она. Она не знала, не знала, что желание может быть таким сильным. Даже вообразить этого не могла…

Розалинда рывком отстранилась от Эрика, дрожа от вихря чувств, которые он в ней пробуждал.

— Ты самодовольный бахвал! — закричала она в лихорадочных поисках защиты. — Гнусный… Гнусный бастард…

— Да, бастард, но также и твой законный супруг, — закончил он ее сбивчивую отповедь, которая не успела даже должным образом начаться. — Так когда же ты посвятишь во все это своего отца? — Его издевательская полуулыбка бесила Розалинду больше всего.

На нее накатило сильнейшее искушение именно так и поступить: открыть отцу всю правду, и пусть он делает с Черным Мечом все, что заблагорассудится. Этот бешеный волк заслуживает любой кары. Но Розалинде удалось потешить себя такими злорадными помыслами не долее мгновения — они сразу же испарились, когда перед ней возникло видение: связанный Эрик, на которого обрушиваются смертоносные удары кнута. Он дерзок, самонадеян, он первостатейный мошенник, но отдать его на новые мучения… даже помыслить об этом было невыносимо. Огромным усилием воли она сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо гневные слова, которые так и рвались с языка, и предприняла новую попытку вспомнить, с какой же целью она сюда пришла.

— У меня к тебе есть одно предложение, — проговорила она как можно спокойнее. — Если ты просто придержишь язык… совсем ненадолго!.. я обещаю, что сумею достойно наградить тебя.

— Тебе известно, какой награды я хочу.

— Я добуду для тебя лошадь. И золото. Обещаю. С оружием сложнее, тут я не уверена.

Она взглянула ему в глаза, надеясь и не надеясь, что хоть раз он выкажет благоразумие. Но его ответ сразу все разрушил:

— Этого недостаточно.

— Тогда что, во имя всех святых, ты счел бы достаточным? — вспылила она.

Ответом послужил выразительный взгляд, который неторопливо проследовал вдоль стройной фигуры, задержавшись на груди, а потом на губах Розалинды. Однако чувства, которые взметнулись в ней от этого бесцеремонного осмотра, меньше всего можно было бы истолковать как вспышку оскорбленного достоинства или праведного негодования, уместную в подобной ситуации. Вместо этого из самых глубин ее естества поднялась постыдная волна желания и непреодолимого влечения. Как видно, она совсем обезумела, если поддается таким недозволенным страстям, но и избавляться от них — к своей досаде — не хотела.

— Ты сумасшедший, — прошептала она. — Воистину сумасшедший.

— Возможно, ты и права, — согласился он, медленно направляясь к ней. — Но я так не считаю. Мужчине требуется не так уж много, моя дикая Роза, и тебе, как каждой женщине, следует это понимать. Сытый желудок… — Он лениво погладил себя по плоскому животу. — Кров над головой для защиты от холода… — Презрительным взглядом он окинул добротную конюшню. — Женщина, которая разделит с ним ложе… — Его глаза пронзили ее насквозь, и даже тени былой усмешки в них не осталось. — И возможность выбирать свою дорогу.

Он приближался, словно хищник к своей добыче, и она попятилась от него. Ее голос был едва ли громче шепота:

— Я замечаю, что о чести ты даже не упомянул.

Он пожал плечами и остановился.

— Честь — это не то, что требуется мужчине. Просто либо она есть у него, либо ее нет.

— У тебя ее нет нисколько! — бросила она ему в лицо, и губы у нее дрожали.

— У меня ее достаточно, — возразил он. — И уж наверняка намного больше, чем у тебя.

От столь наглого выпада она снова вознегодовала:

— Я пришла к тебе, чтобы подтвердить свое обещание. Заверить тебя, что ты получишь свою награду — свою справедливую награду.

Он помолчал, а когда заговорил снова, могло показаться, что былая ожесточенность слегка — самую малость — отпустила его.

— «Совсем ненадолго» — это сколько? — поинтересовался он. Розалинда внезапно насторожилась. Что означает эта перемена в его настроении? Почему он готов пойти на уступки? Проходили мгновения, а она не отвечала, опасаясь подвоха. Он явно что-то задумал. Но выбора у нее не было — ей следовало согласиться. В конце концов, она явилась сюда именно за тем, чтобы прийти с ним к соглашению.

— Ты подождешь несколько дней? Неделю… или чуть больше… подождешь? — Она подозрительно всматривалась в его лицо. — Ты сможешь помалкивать и выполнять свои обязанности, как любой усердный слуга?

— Раб, Роза. Не слуга. Здесь я раб, но только потому, что таков мой выбор. — Он поднял с пола свою рубашку, не спуская глаз с Розалинды. — Однако рабство может принимать разные обличья. Некоторые из них лучше, чем другие. — Он усмехнулся. — Некоторые намного лучше, чем другие.

Когда он повернулся и направился к выходу, сердце у нее заколотилось: слишком уж странно прозвучали его последние слова, будто в них заключалось некое скрытое пророчество. И как ни хотелось ей верить, что он просто согласился по-иному отнестись к своему положению в Стенвуде, Розалинду тем не менее преследовало опасение, что он имел в виду нечто совсем другое. Нечто, касающееся ее.

Вид Эрика, надевающего рубашку, заставил ее стряхнуть оцепенение.

— Подожди. Я принесла тебе чистую рубашку. И тунику. Твои уже никуда не годятся, — неловко пояснила она.

Рубашку он принял молча, передав Розалинде свои лохмотья. И только когда на его широкие плечи легла темнозеленая туника, он удостоил Розалинду едва заметной улыбкой:

— Благодарю вас, леди Розалинда.

Было это произнесено самым великосветским тоном, однако даже сейчас в его словах сквозила явная насмешка. Снова он устремил на нее взгляд, от которого у нее перехватило дыхание, а потом повернулся и направился на поиск конюшего.

Овладев собой, Розалинда попыталась сообразить, удалось ли ей добиться хоть чего-нибудь за время этого последнего визита к нему. Он согласился помалкивать, и это хорошо, думала она, стоя в пустом закутке. Кроме того, он как будто смирился с положением работника на конюшне. Старому конюшему он явно угодил, выполнив первое порученное ему дело. Может статься, все как-нибудь уладится, размышляла она. Но стоило ей взять в руки дырявую рубаху, до сих пор хранившую остатки тепла его тела и запах ее собственных снадобий, как все эти утешительные рассуждения вмиг отлетели прочь. Да, сейчас он как будто согласился действовать с ней заодно, но ведь он остался самим собой. Это человек с сильной волей, твердый в своих намерениях. Он наделен привлекательностью, которая наверняка есть дар дьявола. Каждое его слово, каждый взгляд серых глаз оскорбляли ее до глубины души. И тем не менее он заставлял ее кровь кипеть.