— Ты!.. — воскликнула Розалинда, даже не обратив внимания на то, что произнесла это вслух.

Эрик взглянул на нее.

— Раб идет, куда пошлют, и делает, что велят, — неприветливо пояснил он. Затем медленно поднялся, и на лице у него появилось все то же возмутительное насмешливое выражение:

— Тебе нравится, как мы тут постарались. Роза?

— Для тебя я леди Розалинда, — отрезала она. — Если ты дорожишь своей упрямой шкурой, не будь таким наглым.

— Если твоему собственному супругу не позволено обращаться к тебе по-свойски, то кому же это позволено? Кроме того, поблизости нет никого, кто мог бы нас подслушать.

— А как же Клив? — тревожно откликнулась она, пытаясь не смотреть на него. — И ты мне не супруг! — свистящим шепотом закончила она.

Он не удостоил вниманием ее последние слова.

— Клив ушел. Насколько я понял, отправился искать тебя. Он впал в дурное расположение духа, когда Седрик прислал меня работать с ним.

— Что ж, можешь прямиком возвращаться к Седрику. В моем саду тебе делать нечего! — гневно заявила она. — Ты мне здесь не нужен!

— Я намерен остаться.

Слова были произнесены ровным, спокойным тоном, но в них звучала сталь.

— Незачем тебе здесь оставаться, — стояла она на своем. — Тебя можно использовать гораздо лучше где-нибудь в другом месте.

— Использовать меня не удастся нигде, миледи, — возразил он с ледяным спокойствием. — Ни вам, ни кому-нибудь другому.

— Тогда… тогда почему ты еще здесь? Почему ты до сих пор не сбежал? — Розалинду пробрал озноб от внезапной холодности его взгляда. Даже щенок, который жался у его ног, жалобно заскулил. — Если тебя удерживает мысль о награде… обещаю тебе, она скоро будет уплачена…

— Я здесь потому, что так лучше для меня. Это все, что тебе нужно понять. Седрик отправил меня работать в саду — вот этим я и займусь. А ты даже и думать забудь насчет того, чтобы Седрик послал меня куда-нибудь еще.

Розалинда не могла вымолвить ни слова. Она была здесь хозяйкой, а он — всего лишь рабом, ниже, чем последний из прислуги. И все же он стоял перед ней во всем своем гнусном великолепии и отдавал ей приказы, и у нее не было выхода, кроме одного — склониться перед его волей. Она могла негодовать и возмущаться сколько угодно, но не смела забывать об одном: ему достаточно рассказать про обручение в Данмоу и о том, что произошло затем в лесу, чтобы ее доброе имя было погублено бесповоротно. Правда, ему скорей всего пришлось бы заплатить собственной жизнью за это удовольствие, но сейчас Розалинда была разъярена настолько, что такой исход даже показался ей заманчивым… впрочем, только на миг Она понимала, что должна соблюдать осторожность и остерегаться ложных шагов, имея дело с этим человеком.

Едва не разразившись бранью, Розалинда уставилась на него сверкающим взглядом.

— Ты хочешь тут работать только мне назло! Что ж, прекрасно, поработаешь здесь, но тебе придется очень и очень пожалеть, что мы когда-то встретились! — Она подобрала с земли ветку и со свистом рассекла ею воздух. — Выдерни ту иву. И все те кусты. Расчисти остальную часть каменных дорожек. И… и… — Его лицо выражало столь благодушную безмятежность, что она уже не могла совладать с собой. — И вышвырни вон этих чертовых собак!

Розалинда вихрем умчалась прочь, лишь бы не дать ему времени расхохотаться и тем самым подстрекнуть ее к каким-нибудь действиям, о которых пришлось бы потом пожалеть ей самой. Сейчас она, наверно, могла бы ударить его веткой, которую все еще сжимала в руке. Она торопливо отшвырнула ветку, негодуя оттого, что он смог довести ее до такого бешенства. Да ведь еще одна секунда — и она не могла бы за себя отвечать! Вовсе не в ее привычках было кричать на слуг или заваливать их непосильной работой. И ни разу в жизни она не ударила никого из них!

Только ведь он — не такой слуга, как все, горевала она, пересекая двор настолько быстрым шагом, насколько это позволяли приличия. Он — обыкновенный преступник. Нет, поправила она себя. Он совсем не обыкновенный преступник.

И к тому же — твой муж, напоминала ей собственная совесть. И ему отдана твоя девственность.

В какую же ужасную, ужасную ловушку она угодила, сокрушалась она, направляясь в парадную залу. Хуже не придумаешь. Затем она увидела отца и Клива, увлеченных беседой, и сердце у нее ушло в пятки. Можно было не сомневаться: Клив достаточно раздосадован и с него вполне станется рассказать лорду все, что ему известно. А если так…

Не тратя времени на обдумывание этой пренеприятнейшей возможности, она просто глубоко вздохнула и направилась туда, где они стояли.

— А-а, Розалинда! — воскликнул отец, заметив ее приближение. — У меня для тебя есть хорошая новость.

Отцовская улыбка слегка отогнала страхи Розалинды, но широкая ухмылка Клива повергла ее в полнейшее недоумение.

— Я решил наградить этого храброго парня. Уверен, что и ты согласишься с моим решением, дочка.

— Наградить? — повторила Розалинда.

Она улыбнулась, потому что искренне порадовалась за Клива. Он всегда был добрым и преданным. Он доказал свою отвагу и тогда, когда защитил ее у реки, и тогда, когда осмелился кинуться на Черного Меча… хотя и не совсем своевременно. Из всех людей он более других заслуживал награды.

— Я надеюсь, что награда будет очень высокой, потому что он действительно спас мне жизнь. Когда на нас напали у реки, — поспешила она уточнить.

— Да. По всем отзывам, он в высшей степени доблестный юноша. Поэтому я решил, что он станет одним из моих оруженосцев и будет вместе с ними обучаться всему, что должен уметь рыцарь.

Тут уж даже трудно было сказать, кто выглядел более ошеломленным. Клив переводил взгляд с сэра Эдварда на Розалинду и обратно, и на лице у него последовательно отразилась целая череда чувств: недоверие, изумление, страх и снова недоверие. Розалинда знала, что происхождение Клива — он был незаконнорожденным сыном бедного рыцаря — оставляло ему мало надежд на что-либо более почетное, нежели положение слуги в замке. По мнению юноши, это было намного лучше, чем работа в поле. Но теперь! Розалинда оправилась от потрясения первой. Она захлопала в ладоши, радостно засмеялась и схватила Клива за руки.

— Оруженосец? И может быть, в будущем — рыцарь? Вот уж не думала, что когда-нибудь стану величать тебя сэром Кливом! — воскликнула она со счастливой улыбкой. — Но теперь я буду с восторгом ждать этого дня!

— Он пока еще не сэр Клив, — строго перебил ее отец. Но в его глубоко посаженных глазах мелькнули веселые искорки. — Тебе предстоят нелегкие труды, мальчик. Будешь изучать этикет, язык, историю, искусство обращения с копьем и мечом и сотню других вещей…

— О, я так вам благодарен, милорд! Так благодарен! — Клив даже охрип от благоговения. — Я бесконечно благодарен вам! Вам будет всецело посвящена моя вечная признательность, беспредельная преданность, моя бесконечная вера…