– О, папочка, прости! Пожалуйста, не сердись на меня, – прошептала она. – Я не знала, что мама в домике.

Мэтью ошеломили ее слова. И он заключил девочку в объятия.

– Мне жаль, Мэри, что ты видела то, чего не должна была видеть. Боже мой, как же я раньше не догадался?! – Он ласково провел пальцами по ее щеке, заглянул в глаза.

Они прильнули друг к другу. Их объятие было неистовым и долгим. Дочерняя любовь, о которой он так давно мечтал, вновь вошла в его жизнь. Их слезы смешались.

Финни тоже с трудом сдерживала рыдания. Она хотела было покинуть спальню, но к ней обратилась Мэри:

– Ты видела? Я послушалась тебя, вышла на лед, и мне было не страшно.

Финни через силу улыбнулась.

– Видела, – еле выдавила она из себя. – Ты очень смелая девочка. Спи, прелесть моя.

Финни заметила, как помрачнел Мэтью, и, покинув спальню Мэри, отправилась к себе. Закрыв за собой дверь, она подошла к окну. На душе было тяжело. Из головы не шла мысль об Изабель. Хотелось кричать, как уже было однажды.

Вскоре к ней ворвался Мэтью.

– О чем вы там говорили? – грозно спросил он.

Финни не повернулась к нему, продолжая смотреть в окно.

– Мэри хотела показать, что не боится.

– И чуть не погибла. Почему ей вдруг в голову взбрела такая идея? Это все ты?

– Да.

– Господи Боже мой! Что ты ей наговорила?

Финни наконец повернулась к нему:

– Всякие глупости.

Подойдя к шкафу, она вытащила дорожную сумку и принялась укладывать вещи.

– Что ты делаешь? – хрипло спросил Мэтью.

– Собираюсь уйти, – спокойно ответила Финни, даже не взглянув на него.

– Почему?

– Я тебе говорила, что ничего не получится. Какая из меня мать твоей дочери! Это из-за меня Мэри едва не утонула.

– Финн! – Он протянул к ней руки.

Финни отскочила в сторону.

– Это из-за меня она побежала к озеру. Ведь я как безумная носилась по льду! И я сказала ей, что от страхов не убежать, когда она призналась мне, что боится, когда я скольжу по льду!

Мэтью снова протянул к ней руки:

– Финн!

Но Финни, смахнув слезы, промолвила:

– Я привела ее туда, но не предупредила, что лед тает и в конце концов ломается. Не предостерегла ее! Я не смогу заботиться о твоей девочке!

– Но почему? – Схватив жену за руку, он повернул ее лицом к себе. – Почему, черт побери?

Она посмотрела ему прямо в глаза и удрученно вздохнула:

– Если я останусь, то погублю твою дочку.

– Глупости! – воскликнул он нахмурившись. – Я видел, как ты беспокоишься о Мэри. Ты чудесная мать.

Знал бы он, как глубоко заблуждается!

– Нет, – произнесла Финни с леденящим душу спокойствием. – Я плохая мать. И скверная жена. Моя мать права. Мне здесь не место. Ни в этом доме, ни в этом городе, ни даже в этой стране. Я долго не хотела взглянуть правде в глаза.

– Ты не права!

– Я побуду у матери, пока не решу, что предпринять дальше.

Мэтью схватил ее за руку, и они посмотрели друг другу в глаза.

– Финни, я не желаю, чтобы ты уходила.

Ей так хотелось его обнять! Как она сможет жить без него? Но тут Финни вспомнила, что Мэри едва из-за нее не погибла… Вспомнила лежавшую у нее на руках мертвую Изабель.

Нет, она не останется здесь. Не может остаться. Ради блага Мэтью и Мэри она покинет их. Навсегда.

Мэтью выпустил ее руку, и лицо его исказила гримаса страдания.

Взглянув на него, Финни с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею.

Мэтью стоял с кистью в руке перед мольбертом. Белоснежным, нетронутым, натянутым, как кожа на барабане, холстом. Он старался ни о чем не думать, чтобы в душе не закипала ярость.

Сквозь высокие окна на него падали яркие лучи солнца. Ему страстно захотелось писать картину – быть может, краски и холст помогут забыться, обрести желанный покой.

Готорн взял кисть, как делал уже не раз на протяжении долгих недель, но за все это время ему так и не удалось провести ровную линию, даже в те дни, когда его не мучила боль.

В голове Мэтью не возникало никаких образов, в ней было пусто так же, как на холсте. Постояв еще какое-то время, Мэтью отбросил кисть.

– Финни! – машинально позвал он, и его голос гулко разнесся под сводами потолка. Тут он вспомнил, что Финни покинула его дом.

Вдруг он услышал, что особняк пришел в движение, отовсюду раздавались шаги. Куинси бегом поднялся из подвала с полотенцем в руке и без фрака. Его старческое лицо сияло от радости. Мэри выскочила из своей спальни и поспешно спустилась по лестнице. Они остановились, огляделись и увидели, что в парадном никого нет.

Мэтью страстно хотел забыть эту женщину. Он не проронил ни слова, но по выражению лица Куинси понял, что дворецкий обо всем догадался. Только Мэри оставалась в неведении.

– Где Финни? – восклицала девочка. Ее счастливый смех разносился по всему особняку, и она открывала одну дверь за другой в поисках женщины, которая ушла отсюда три дня назад и по которой она отчаянно тосковала.

Куинси разочарованно вздохнул.

Мэри взглянула на отца. Радостное выражение на ее лице уступило место растерянности.

– Где же она?

У Готорна свело от напряжения челюсть.

– Прости, Мэри. Ее здесь нет, – ответил он, не зная, как объяснить случившееся.

– Но ты позвал ее, папочка, – настаивала девочка.

Мэтью провел рукой по взъерошенным волосам.

– Да, позвал.

– Значит, она должна быть тут. Видимо, прячется. – Девочка направилась к еще одной закрытой двери.

– Нет, малышка, ее тут нет. – Готорн откашлялся. – Твой папа на минуту забыл, что Финни ушла. – Он с беспечным видом пожал плечами. – И вспомнил об этом, лишь когда позвал ее.

Мэри взяла отца за руку:

– Ах, папочка, я тоже позвала Финни по привычке.

И она удалилась к себе с изяществом и достоинством королевы. Мужчины изумленно смотрели ей вслед.

– Какая волевая девочка, – пробормотал Куинси.

– Да, не по возрасту. – Мэтью сжал губы. – Настойчива и отважна, и ей так нужна мать.

Не надевая шляпы и пальто, Готорн вышел из особняка. Он решил во что бы то ни стало встретиться с женщиной, которая обещала заменить Мэри мать.