– Ищет остроты ощущений! – констатировал Бокун, прочитав сводки агентов. – Приготовьте этому самцу что-нибудь погорячее…

Юная куртизанка, фланировавшая по Тверской, ела мороженое. Острым розовым язычком девица слизывала тающий крем, томно прикрыв ресницами подведенные глаза. Она отшила с десяток клиентов, слетающихся к ней, как мухи на мед. Убойную привлекательность проститутке обеспечивал ее смелый наряд, состоявший из полупрозрачной блузки, заправленной в короткие джинсовые шорты, и юный возраст.

Притормозивший красный «Пежо» приветливо распахнул двери. Недолго посовещавшись с водителем, девушка села в машину.

– Сопля малолетняя клиента уводит! – благим матом заорала дама своему сутенеру, ничего не предпринимающему, чтобы восстановить справедливость.

Пастух путан подошел к возмущенной подопечной жрице любви и зажал ей рот ладонью:

– Ляпу, зараза, закрой! Из-за твоих куриных мозгов меня на собственном члене повесят. Малышка под клиента подставлена. Усекла, кобыла? – Монолог закончился болезненным тычком под ребра.

Через несколько дней к господину Сапрыкину наведались гости. Представившись, они расселись в кресла.

Бокун, щелкнув замками элегантного кейса, достал видеокассету:

– Взгляните на ваши художества, Валерий Александрович!

Едва засветился экран, Сапрыкин узнал комнату и кровать, где он резвился с юной проституткой.

– А вы мастак, господин Сапрыкин, – комментировал кадры Бокун. – Йогой не занимались? Такие позы простому смертному неподвластны. Вам, Валерий Александрович, в порнофильмах сниматься надо. Такой талант на корню гибнет!..

Телевизор лопался от оргастических стенаний и стонов. Казалось, видик прокручивает пленку, запечатлевшую повальную случку в обезьяньем питомнике.

– Но и партнерша вам под стать. Завидный темперамент и изобретательность, – продолжал Бокун.

Справившийся с шоком заместитель мэра, побагровев, встал в позу оскорбленной невинности:

– Это шантаж?! Мерзавцы, сфабриковали видеозапись. Я государственный служащий…

Поднявшийся с кресла Бокун влепил пощечину господину Сапрыкину:

– Ты невыхолощенный осел…

Тот пытался поднять руки, чтобы защититься, но Сапрыкина крепко держали спутники Бокуна, продолжавшего хлестать по щекам заместителя Хрунцалова.

– Ты ублюдочное животное! – Бокун переходил на повышенные тона. – Этой девочке четырнадцать лет, а ты, тварь, что с ней делаешь! Смотри! – Схватив за челюсть, он развернул Сапрыкина лицом к экрану. – Тебя самого не тошнит?.. Четырнадцать лет! Сколько ты заплатил? Ей хватит на конфеты?

Сапрыкин мотал головой, точно на него налетел рой пчел:

– Неправда…

– Девчонка вскрыла вены. Но перед смертью она написала заявление об изнасиловании, – переход Бокуна с крика на шепот был тонким психологическим приемом, угробившим Сапрыкина.

Тот запрокинул голову и протяжно завыл на одной ноте:

– Неправда…

Приемом, который у детей называется «саечка», Бокун заставил его замолчать. Господин Сапрыкин в буквальном смысле прикусил язык, и по его подбородку заструился свекольный ручеек.

– В морг на опознание поедем?! – с ухмылкой палача спросил Бокун.

Вместо ответа господин Сапрыкин встал на колени. Знакомый с Уголовным кодексом, бывший зэк по кличке Фарш знал о статье, карающей за вступление или склонение к половой связи несовершеннолетних. Чтобы откупиться от тюрьмы, он мог продать душу дьяволу.

Сделка состоялась. В лагере противника Бокун заимел надежного лазутчика.

Самонадеянный мэр между тем рыл сам себе могилу. Сапрыкин доносил – Хрунцалов начал собирать досье на поляка, проверил связи Спыхальского, контакты, клиентуру, «крышу». Любознательность мэра переходила границы дозволенного, и Бокун решил – пора раздавить разжиревшего градоначальника и воротилу спиртового бизнеса. Штеер поддержал это решение, пообещав прислать профессионала экстра-класса. У него, бывшего сотрудника штази, остались старые приятели в России, не изменившие ремеслу. Одни подрабатывали промышленным шпионажем, другие содержали школы платных убийц.

С исполнителем заказа Бокун предпочел бы не встречаться, но дело было слишком серьезным.

…Бокун докуривал сигарету, прислушиваясь к ночному шоссе. Между деревьями мелькнули огни фар. Большой грузовой «Мерседес» медленно сворачивал с шоссе на проселочную дорогу. Встречная «Волга» на мгновение высветлила красный рефрижератор. Прибывал обещанный Штеером человек. Бокун посмотрел на часы и криво улыбнулся – минута в минуту.

«Это называется немецкая пунктуальность», – подумал он.

Внезапно ослепленный фарами, Бокун зажмурился, невольно прикрыв рукой лицо. Машина остановилась прямо перед ним, в каких-то двух-трех метрах. Заглох двигатель, водитель потушил фары. Теперь грузовик был похож на гигантскую божью коровку. Дверь кабины бесшумно открылась.

Бокун затушил каблуком окурок.

– Здравствуй! – крикнул он в темноту и сделал шаг навстречу.

– Здравствуй! – знакомый голос заставил Бокуна вздрогнуть.

Он невольно отшатнулся.

«Не может быть, – пронеслось у него в голове. – Такого просто не может быть!»

Этот голос он слышал в кошмарных видениях. Этот голос угрожал ему смертью. Среди руин «Красной Горки».

– Солодник Мхачители! – Черноволосый мужчина протягивал руку. – Здравствуй, командир! – оскалился киллер, обнажая крепкие, желтые, как кукурузные зерна, зубы. – Будем прореживать?!

Солодник не узнал в респектабельном, уверенном мужчине выбирающегося из-под развалин контуженого спецназовца.

«Может, ему память отшибло?» – схватился за спасительную догадку Бокун, внутренне готовя себя к непредсказуемой реакции киллера. Но тот продолжал щериться, как обретший хлебосольного хозяина пес.

Приставку «экстра» Солодник оправдывал сполна. Хрунцалова он разделал под орех. Правда, не без участия слизняка Сапрыкина, оставившего открытой маленькую дверцу в подвальные помещения профилактория и набросавшего план коридоров с помеченными крестиком личными апартаментами мэра. Проникнув незамеченным в переполненный пьяными гостями дом отдыха, киллер пробрался в номер.

– Зашел, баба на кровати голюсенькая лежит, а в ванной душ шумит, – рассказывал Солодник. – Прикинул, не с руки пальбу открывать при свидетельнице. Лишний визг, грохот. Я аккуратненько удавочку, хоп. Ножками подрыгала малек и утихомирилась. Я в ванную, а там никого! Зря бабенку кончил, – сокрушался Солодник. – Тут мармелад в номер скребется.

– Кто? – задал единственный вопрос Бокун.

– Студень этот, Сапрыкин. Трясется, как студень, и жестами на сауну показывает, мол, там Хрунцалов. Баба, наверное, его из номера вытурила. На ковре лужа блевотины… – морщился Солодник. – Я чуть не поскользнулся. Чего кабан в сауну забрался? Хотя каждый по-своему с ума сходит. Я с первого выстрела рассчитывал завалить. Не получилось! Метался по сауне. Но со второго достал.