Сэмюэл Кольт немного растерялся.

— Не советую этого делать. Судя по номеру улицы, это самое паршивое место Гарлема. Настоящий разбойничий вертеп.

Комиссар быстро записал координаты в блокнот.

— По правде говоря, боюсь, что у меня нет выбора.

— Тогда запиши номер телефона одного из братьев «Принс Холл». Он, как и ты, полицейский. Предупреди его о своем посещении Гарлема.

Он записал фамилию на клочке бумаги, который Марка торопливо сунул в карман.

— Спасибо за помощь. Когда ты приедешь во Францию, будешь моим почетным гостем. Последний вопрос. Твоя фамилия имеет какое-либо отношение к знаменитым пистолетам из вестернов?

Усач сделал вид, будто нажимает указательным пальцем на курок.

— Да. Основатель оружейной фирмы Кольт был одним из моих прапрапрадедов. Он подарил мне фамилию, но я вовсе не горжусь этим. Я не разделяю его страсти к огнестрельному оружию.

Антуан пожал ему руку. Секретарь добавил:

— И все же у меня есть нечто общее с моим предком. Он тоже был франкмасоном.

Выйдя на улицу, Марка увидел, что солнце быстро садится на другой стороне Манхэттена. Он на мгновение заколебался, затем принял решение. Он отправится сегодня вечером в Гарлем, чтобы отыскать там следы ложи «Айвенго».

Возможно, вот уже более столетия существовал еще один элемент головоломки, за которым охотился убийца.

Швейцария, кантон Берн, наши дни

После ужина члены группы «Аврора» не стали задерживаться, боясь опоздать на свои самолеты. Остался только Эдмон Канселье, чтобы продолжить разговор с создателем группы. Мужчины пили кофе на террасе.

— Голосование прошло с незначительным перевесом, — угрюмо сказал француз. — Я считаю, что представитель Лондона чуть все не провалил.

Андреа Консюржанс вытянул губы, чтобы сделать глоток напитка, от которого шел пар.

— Не будьте наивным, Эдмон. Неужели вы верите, что результаты голосования могли оказаться отрицательными?

— Не понимаю?..

— Я заранее связался с некоторыми из наших друзей, чтобы убедить их отдать мне свои голоса. Одним словом, мне это стоило нескольких маленьких слитков. Разве вас не ошеломил неожиданный интерес Цюриха к ускорителям частиц?

Француз раскрыл рот от удивления.

— Коррупция?.. Я думал, что «Аврора» не позволяет себе прибегать к подобной практике.

Лучи солнца били прямо в зеленые глаза Андреа, но он даже не моргал.

— Успокойтесь, мой дорогой. Речь идет о незначительном нарушении правил, но лишь для того, чтобы преодолеть узость мышления некоторых наших членов. Меня беспокоит ваш… фамильный образец. По правде говоря, он навевает мне воспоминания.

Эдмон Канселье посмотрел на часы. У него еще оставалось время до отлета самолета.

— Вы сказали «воспоминания»?

— Да, о другой эпохе. Эпохе, когда алхимиков, несмотря на угрозы и анафемы, считали выдающимися учеными, когда никто не сомневался в их искусстве.

— И все же многие из них закончили свои дни в изгнании, тюрьмах, не говоря уже…

— О костре? — Андреа поставил чашку. — Да, такое иногда случалось. Вы слышали о неком Исааке Бенсераде?

Канселье удивленно взглянул на своего собеседника.

— Никогда! Судя по фамилии, он был еврей?

— Да. Его казнили в Париже в 1355 году как алхимика.

— В тот самый год, когда Фламель отправился в паломничество. Несомненно, совпадение!

— Да, несомненно, случайность, — ответил Андреа. — Но я вас задерживаю, ударившись в воспоминания. Полагаю, вы хотите меня о чем-то спросить?

— Вы знаете, кто ведет наблюдение?

— Разумеется. Бывший американский офицер Уинтроп. Идеальная кандидатура для таких поручений. Скромный профессионал. Все сложилось удачно. Он был во Флориде и собирался лететь в Париж, но я направил его непосредственно в Нью-Йорк. Судя по последнему отчету, который я получил перед ужином, он сел на хвост нашему человеку. Этот мсье Марка встретился с адвокатессой, затем направился в библиотеку крупной масонской ложи Нью-Йорка. Вас это не удивляет?

Канселье нахмурился. Значит, Консюржанс знал о его принадлежности к масонству. Кроме того, он предпочел бы агента-европейца. Он не любил американцев за их наглость. И уж совсем не мог терпеть военных. Консюржанс догадался, о чем он думает.

— Я ручаюсь за него. Забудьте о своих предрассудках, дорогой.

Мужчина с зелеными глазами встал и проводил француза в вестибюль. Канселье вежливо простился с хозяином дома и направился к серому «лексусу», ожидавшему его у крыльца.

Он в последний раз помахал рукой основателю «Авроры», сел на черное кожаное сиденье и приказал шоферу трогаться с места. Он не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после разговора. Консюржанс впервые признался, что отступил от правил, разработанных им самим. Канселье это не понравилось. Вся деятельность «Авроры» основывалась на доверии.

Мощный автомобиль спускался по извилистой дороге. И только внизу холма он понял, что не давало ему покоя. Если швейцарец жульничал, принижая значение своего поступка, и не испытывал ни малейших угрызений совести, это означало только одно.

Он лгал не впервые.

Париж, церковь Святого Иакова на улице Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Дама Пернель вошла в приходскую церковь через маленькую дверь — боковой вход, самый незаметный, которым прихожане пользовались, посещая ежедневную мессу. Большие врата с фигурами в стиле пламенеющей готики открывались лишь по церковным праздникам, когда собирался весь квартал, чтобы отпраздновать Рождество или Воскресение Господне. Тогда все с шумом входили в церковь под оглушительный перезвон колоколов. Это были дни всеобщей радости, когда яркий свет заливал старую церковь. Но сегодня, в это весеннее воскресенье, дама Пернель пришла сюда вовсе не за светом. Она нуждалась во мраке сводов и анонимности потемок.

Едва переступив порог, он бросила осторожный взгляд в сторону галереи, чтобы убедиться, не забылся ли там какой-нибудь прихожанин в молитве. Конечно, в такой час это было маловероятно, но она не могла допустить, чтобы ее узнали. Она прекрасно понимала, что выражение ее лица сильно изменилось.

Она осторожно проскользнула к кропильнице, опустила руку в ледяную воду и перекрестилась. Ей не хватало слов, чтобы помолиться. Но в любом случае, о чем она могла просить Бога? После убийства палача вера покинула ее. Она не понимала, что случилось в ее такой спокойной, такой размеренной жизни. Ей также не удавалось постичь истинную сущность мужа. Днем уважаемый переписчик, а ночью — усердный читатель проклятых книг.