Нет, совершенно точно, он ненормальный, подумала Митрофанова, наблюдая за ним. Бедная Маня!..

Нет, не может быть, чтобы ничего не осталось, подумал Алекс, и это нужно найти! Как пить дать, я заболею, несмотря на все высокие материи.

Он лазал по снегу довольно долго, и Митрофановой надоели его акробатические упражнения. Она повернулась и стала смотреть на дорогу вдоль улицы Новой. Она волновалась, что приедут хозяева и застукают незнакомых людей на собственном участке! И вызовут полицию. И грянет новый скандал. Митрофанова терпеть не могла скандалов.

Как-то там Береговой в грязном свитере, словно с чужого плеча? Как его мама, к которой непременно надо будет заехать и наврать, что командировка ее сына в Анадырь затягивается! И еще спортивный костюм непременно нужен, чтобы поразить воображение загорелого красавца Олега, который только сегодня утром…

– Катя, – вдруг негромко позвал знаменитый писатель из сугроба.

Она вздрогнула, уронила сигарету и оглянулась. Теперь он стоял в снегу на коленях – Господи, Боже мой! – и водил носом по ноздреватой подтаявшей горке.

– У нас есть какой-нибудь пакет?

Митрофанова подбежала к калитке и распахнула ее.

– Не ходите сюда! Принесите мне пакет.

– Какой… пакет?

– Любой. Полиэтиленовый.

Катя вернулась к машине, открыла багажник и стала копаться.

Какой еще пакет, а?.. Зачем ему пакет? Где она возьмет его?!

Впрочем, пакетов оказалось сколько угодно. Аккуратная Митрофанова все свои вещи для фитнеса, будь он неладен, складывала именно в пакеты! Она вытряхнула полотенце прямо в багажник и опять побежала к калитке.

– Бросьте мне его. Не надо сюда лезть.

– Он не долетит.

Александр Шан-Гирей даже замычал негромко от раздражения.

– Слепите снежок. Суньте его в пакет. Киньте мне. Понятно?

Вот чего еще Митрофанова терпеть не могла, так это мужского шовинизма!.. Этот представитель так называемого «сильного пола» вообще не имел права ни на какое, даже самое крохотное, чувство превосходства! Он не мог запомнить три цифры, ничего не видел, даже машину не умел водить, но тем не менее давал ей указания!.. В прежней жизни, еще не повернувшей невесть в какую сторону, Митрофанова ни за что на свете не стала бы выполнять его указаний.

А теперь пришлось.

Она сделала, как ей было велено, пакет не долетел, конечно, плюхнулся неподалеку, и Алекс, чертыхнувшись, полез за ним.

Катя никогда раньше не слышала, чтобы он чертыхался!..

И любопытство, любопытство ее разбирало!..

Он, конечно, шовинист, чего она терпеть не может, и вообще ненормальный, но что он там нашел, в этом самом снегу?!

Она твердо решила, что спрашивать ни за что не станет. Не станет, и все тут, хоть бы он нашел там сокровища Трои вместе с Троянским конем!

Алекс Шан-Гирей аккуратно сгребал в пакет… снег.

Она не станет спрашивать!

– Алекс, что вы там нашли?!

– Краску, – отозвался он почти весело. – Как я и предполагал.

И стал выбираться из сугроба.

– Краску? – пробормотала пораженная Митрофанова, которая была уверена, что там пистолет. – Какую краску?..

– Красную. – Он выбрался, хотел потопать ногами, чтоб вытряхнуть снег из ботинок, понял, что стоит в воде, и сунул пакет Митрофановой в прорезь между завитушками и виноградными листьями.

– Держите. – Катя приняла пакет. – Я сейчас.

Шлепая по лужам, он почти побежал к дому, но на крыльцо подниматься не стал, двинулся вдоль стены, остановился у высокого окна, примерился, взялся за подоконник, подтянулся и начал что-то внимательно изучать.

Спрыгнул и перешел к следующему окну.

Ни за что не буду спрашивать! Ну его к черту! Какую-то краску он нашел и отдал ей «держать», как будто пуделю вручил поноску! Не буду, и все тут!

– Алекс, что вы делаете?!

Он махнул рукой и скрылся за домом.

Митрофанова с независимым видом пожала плечами.

Нет, он, конечно, знаменитый писатель, что и говорить, но странный, тяжелый, неправильный человек. Бедная Маня.

Она еще посмотрела вдоль улицы, не едет ли кто – никто не ехал, – открыла пакет и уставилась на снег.

Снег как снег, дикость какая!..

Алекса не было видно, он, видимо, прыгал на окна там, за домом, и Катя поковыряла снег пальцем.

Внутри он оказался красным – на самом деле краска! – и она вспомнила, как в детском саду воспитательница Надежда Федоровна замораживала разноцветные ледышки, а потом развешивала их на кустиках. В формочки в виде звездочек и треугольников наливали подкрашенную гуашью воду, оставляли на морозе, и утром получались волшебные штуки, сверкавшие на солнце ледяным разноцветным блеском. Маленькой Кате они очень нравились.

Она еще поковыряла снег, а потом посмотрела на палец и зачем-то его понюхала.

– Я думаю, что это или грим, или самая обыкновенная краска из баллончика, – сказал Шан-Гирей очень близко. Она чуть не выронила мешок. – Поедемте, Катя.

Алекс сильно промок, джинсы почти до ремня были темными от влаги. Кое-где на них налипли иголки и прошлогодние березовые почки, похожие на мелких жуков.

– Объясните мне, что все это значит, – ефрейторским тоном потребовала Митрофанова. – Прямо сейчас. Какой грим?! Какой баллончик?! И зачем вы скакали на окна?

– Прямо сейчас я хочу вернуться в машину. – Он попытался отряхнуть джинсы, оттянул штанины и помахал ими в разные стороны, на манер циркового клоуна. – Нам нужно уезжать, пока нас здесь не… застали.

– А с этим что делать? – И она потрясла у него перед носом своей пуделиной поноской.

– У вас есть во что пакет завернуть?

Митрофанова фыркнула.

– Послушайте, Алекс, – начала она. Он все-таки вывел ее из себя! – Вы не Шерлок Холмс, а я не доктор Ватсон! У меня нет с собой ломика, стамески, потайного фонаря и двух масок из черного шелка! Я не собираюсь…

С ужасающей бесцеремонностью он открыл багажник ее обожаемого «Купера», порылся в нем – Митрофанова с разгону все продолжала говорить, – выудил полотенце, забрал у нее пакет и обернул его в полотенце.

– Так сойдет. Поехали. Самое главное, чтоб краска сохранилась, на снег наплевать. Растает, значит, растает.

Он сунул пакет на пол между сиденьями и полез на свое место.

– Как холодно, – сказал он оттуда. – Как я замерз. Поехали, Катя!..

Выбираясь из поселка, они молчали. Он возился, пытаясь как-то устроиться в своих совершенно мокрых штанах, а она злилась не на шутку.