К весне французские войска уже были в Пруссии. Ксения с восторгом поведала Пьеру о том, что немцы приняли жалкие остатки французской армии всего лишь за передовой отряд, отправленный на разведку. Об этом она узнала из письма родственников.

— Так мало осталось солдатиков у вашего Бонапарта… — заметила она, бросая на полковника одновременно кокетливый и насмешливый взгляд.

Полковник стоически переносил новости о полном разгроме французов, он жил надеждами на скорое изменение своего двусмысленного положения и возвращение на родину. Из писем, получаемых Ксенией, выяснилось, что к лету граф Шереметев намерен прибыть в имение с ревизией.

Теперь совсем уже оправившийся от ран Пьер обедал вместе с Ксенией в гостиной, выходил к редким гостям, навещавшим девушку, и даже стал чуть-чуть говорить по-русски. Во всяком случае, многое понимать.

Однажды — дело было в середине марта — он отправился в длительное «путешествие» в сторону реки Пахры, и там с ним случилась несчастье. Подвели неосторожность и плохое знание местности. Его верная кобылка Стася провалилась в полынью, а вместе с ней в ледяной воде побывал и полковник. Несчастное животное погибло, Шамбрион же с трудом выбрался на крепкий лед. Несколько минут он лежал неподвижно на промерзшей земле, отдыхая и отплевываясь. Наконец, собравшись с силами, поднялся и двинулся в обратный путь. Шел отчаянно мерзший Пьер долго, очень долго, путь казался ему бесконечным. Его мокрая одежда на морозе задубела и только мешала двигаться. Совсем окоченевшего, его подобрал какой-то сердобольный мужик, признавший в нем «французишку из Шереметевского имения». И довез до дома на санях, прикрыв старым вонючим тулупом.

Уж как лекарь и Ксения ни старались, но на этот раз спасти полковника им не удалось. Его еще до конца не оправившийся от ранения организм не выдержал. Сильнейшее воспаление легких, страшный жар, лихорадка. Полковник умирал. Он был в беспамятстве. Ему чудилось, что он в Египте, в пустыне, что палит нещадное африканское солнце, ему страшно хотелось пить.

— Пит, пит, пит, — шептали по-русски его побелевшие потрескавшиеся губы. Ксения и служанки поили его снадобьями, отварами, морсом, давали порошки и микстуры, предписываемые все более мрачнеющим Петром Фомичом, но ничего не помогало. Не способствовало выздоровлению и кровопускание, устроенное сельским лекарем.

На шестой день французу стало совсем плохо, он очень сильно ослабел и почти не приходил в сознание.

Пьер открыл глаза под вечер, рядом с ним на стуле сидела Ксения, читавшая какой-то фолиант. Полковник пошевелился, и девушка тут же подняла на него глаза.

— Слава богу, вы пришли в себя! — радостно вскрикнула Ксения и тут же осеклась, заметив смертельную бледность и угасший тусклый взгляд больного.

— Я умираю, дорогая Ксения! — произнес он, слегка приподнявшись. — Спасибо вам за все! Один раз вы уже выходили меня! Видно, во второй раз — не суждено! Жаль умирать на чужбине! Я прошу вас, нет, умоляю выполнить мою просьбу: написать в Париж о моей гибели от ран. Адрес я заранее, давно еще написал, бумажка в кармане мундира, который вы прячете в чулане! — Пьер откинулся на подушку, ему было очень трудно говорить.

— Господи, я все сделаю, сделаю, но вы поправитесь, Пьер, уверяю вас! Вы — мужественный человек, солдат! Держитесь! Вы одолеете болезнь!

— Нет, дорогая Ксения, этот конец! Я это чувствую, знаю. Человек, как зверь, чует приближение смерти! У меня ничего нет! Только одна ценная вещь — кольцо с рубином. Я прошу вас принять мой презент. В благодарность за вашу доброту, гостеприимство! За все, что вы для меня сделали! Я пришел сюда как враг, а ухожу от вас, ухожу из жизни как ваш друг. Я полюбил и вас, и даже вашу необычную страну! Кольцо вы найдете в поясе моих рейтуз! Оно ваше!

Длинный монолог отнял у умирающего последние силы. Он закрыл глаза, голова его бессильно упала на подушку. Больше к полковнику сознание не возвращалось. Умер он на рассвете.

Отпевали его в церкви имения, рядом с флигелем, в котором он жил, а похоронили на местном погосте, с самого краю. И крест поставили вначале деревянный, а потом, спустя семь лет, когда Ксения вернулась в Михайловское уже замужней дамой, воздвигли мраморное изваяние с надписью: «Полковник Пьер Огюстович Шамбрион».

Кольцо с рубином стало переходить в семье Ксении по наследству…

«Штурм» состоялся через два дня. Елена на удивление быстро достала оружие. Причем заявила, что у нее имеется специальное официальное разрешение и даже продемонстрировала Петру какую-то внушительного вида бумагу с несколькими печатями.

— Леночка, я тобой горжусь! — заявил Петр.

Вместе они закупили кое-что из альпинистского снаряжения. Кроме того, Елене с помощью друзей, как объяснила она, удалось установить, что Стволянинова сейчас нет в Париже, но что еще недавно он на неделю останавливался в отеле «Калифорния» на Елисейских полях.

Петр с интересом наблюдал за своей возлюбленной, в которой открыл для себя новые черты. Она казалась ему более решительной, собранной, ловкой, умелой и знающей, чем прежде. Впрочем, это его нисколько не смущало.

«Я пока еще так мало ее знаю, — размышлял он, пока Елена занималась их „экипировкой“. — Наверное, со временем я открою в ней новые таланты и способности…»

Зеленый «Пежо» быстро домчал их до знакомого мотеля. Даже их прежний номер оказался незанятым, и Петр настоял, чтобы они непременно вселились в него.

— Примета, что поделать, я человек — суеверный. В тот раз нам повезло, когда мы здесь жили. Значит, и сегодня нам тут надо поселиться, — пояснил он.

— Какой ты есть смешной! — заметила на это Елена, но возражать не стала.

Но все же в этот раз им фортуна не улыбнулась. То есть поначалу все шло нормально. Оцепление они миновали вполне успешно, успешно перебрались через ров и крепостную стену, но вот во внутреннем дворике натолкнулись на местного обитателя.

Надо признать, что Петр в этот момент немного растерялся, а вот Елена не сплоховала. Она метнулась к довольно щуплому молодому человеку, ошеломленному видом двух подобных японским ниндзя фигур в черном, и ударила его по голове чем-то тяжелым, вероятно, рукояткой пистолета.

Петр диву дался и даже тихо крякнул от удивления и восхищения. Разумеется, юноша свалился как подкошенный, не издав ни звука.

Молодой человек, лежавший на земле, был одет в какую-то странную униформу коричневого цвета. Петр выразительно посмотрел на девушку, Елена все поняла. Она тут же стащила с себя черный комбинезон и натянула на себя коричневый «наряд» юного служителя.

Они молча оттащили тело молодого человека в тень крепостной стены, связали его, заткнули рот кляпом из сомнительной свежести носового платка Петра, после чего девушка быстро переоделась. Щуплый паренек и ростом и фигурой был под стать Елене, со спины их было практически не отличить.