Как правило, Азиз предоставлял отвечать по телефону кому-нибудь другому — не по чину инспектору, пусть даже единственному на острове, самому поднимать трубку. Но сегодня он был готов пожертвовать толикой своего авторитета, лишь бы не продолжать этот определенно бессмысленный разговор.

— Инспектор Азиз! — рявкнул он.

Потом несколько минут молча слушал, поблагодарил звонившего, положил трубку и мрачно проговорил, повернувшись к потерпевшему:

— Похоже, нашли мы и твоих лошадей, и коляску.

VI

Бююкада

Одно из двух — или он все же дернет за тормоз, или Манфред через несколько секунд останется сиротой. Лэнг подумал было выпрыгнуть на ходу, но ему хватило одного взгляда, чтобы переменить свое намерение — упасть на каменистую землю было бы, пожалуй, равносильно падению с высоты. Возница наверняка заранее присмотрел себе единственное место с поросшей травой песчаной почвой.

Лучше попробовать что-нибудь другое.

Если получится.

Лэнг выдернул из брюк ремень и сложил вдвое. Первая и вторая попытки набросить петлю на рукоять тормоза не увенчались успехом. Третья попытка оказалась удачной. Лэнг всем весом дернул на себя, мысленно взмолившись, чтобы ремень выдержал. Крокодилова кожа очень красива, но значительно уступает в прочности коровьей, из которой делают ремни для плебеев. Мышцы, которым Рейлли никак не давал спокойно восстановиться, отозвались на усилие резкой болью, пронзившей все его тело от запястья до крестца, да так, что из глаз брызнули слезы.

Однако он продолжал тянуть ремень, а Герт, обеими руками обхватившая его за талию, тянула его.

Деревянный башмак заскрежетал по металлическому ободу колеса, коляска затряслась, но скорость, похоже, не уменьшилась. Однако Рейлли все же заметил, что смертоносный поворот приближается уже не так стремительно.

Одно колесо медленно перевалилось через край, и они остановились, в самом буквальном смысле балансируя на краю пропасти. Там, на глубине в три сотни футов[32], Мраморное море скалило свои каменные зубы, окаймленные тонкими полосками пены прибоя.

Герт выпустила Лэнга и сделала движение, чтобы сойти.

Камешки под колесами угрожающе заскрипели, фаэтон покачнулся и на дюйм сполз вниз. Герт замерла:

— По-моему, эта штука не слишком хорошо держится.

— Согласен, — отозвался Лэнг, вцепившийся мертвой хваткой в ремень, наброшенный на тормоз. — Стоит хоть чуточку нарушить равновесие, и мы окажемся в воде.

— И что же? Оставаться здесь, пока кто-нибудь не придет к нам на помощь?

Словно отвечая на ее вопрос, коляска вновь сдвинулась с места. Чуть заметно, но опасно.

— Сомневаюсь, что мы сможем дождаться помощи, — самым беззаботным тоном, на какой был способен, заметил Лэнг.

И, как будто подтверждая его слова, легкий порыв ветра заставил злосчастную коляску сползти еще на дюйм. Жаль, конечно, что они ехали не в тяжелом устойчивом фургоне. Но, по крайней мере, откидной верх у коляски был опущен и не ловил ветер, как парус. Лэнг и Герт застыли, словно статуи, а ветерок чуть заметно покачивал коляску. Рано или поздно — скорее рано — земное притяжение увлечет ее вниз.

И их вместе с нею.

— Считаю до трех, — медленно сказал Лэнг (ему потребовалось сделать усилие над собой, чтобы решиться раскрыть рот). — На счет «три» мы оба прыгаем.

— А как же моя сумка? Моя одежда и косметика?

Как ни старалась Герт доказать, что к ней нужно относиться, как к мужчине, она все же оставалась женщиной.

— На твоем месте я подумал бы о том, чтобы остаться в живых и купить себе все новое.

— Но я сомневаюсь, что здесь удастся найти то, к чему я привыкла.

Лэнгу захотелось тяжело вздохнуть, но он не решился на это. Очень уж трудно было совместить в сознании это столь женское сожаление Герт о косметике с ее способностью сбить на лету обстреливавший их вертолет, как она сделала, когда они попали в заваруху с загадкой Юлиана. Да, для мужчины женщина была, есть и будет величайшей и неразрешимой загадкой во вселенной.

Лэнг не сказал ничего этого вслух, а просто начал считать, отметая все дальнейшие споры:

— Раз… Два…

И два тела, синхронно, как после многократных репетиций, оторвались от фаэтона и одновременно рухнули на каменистую дорогу. Взор Лэнга задернуло алой пеленой, в которой далеко не сразу проявились пятна других цветов — это его далеко не поправившийся организм отозвался на столь неподобающее обращение с ним еще одной резкой вспышкой боли, от которой у Лэнга перехватило бы дыхание, если бы оно и без того не пресеклось от падения. Ничего не слыша, кроме звона в ушах, он разевал рот, пытаясь глотнуть воздуха и не потерять сознание.

Ему все же удалось почти сразу подняться на колени. Первым делом он пошарил за спиной, чтобы убедиться, что «браунинг» на месте — в своей кобуре. Герт уже стояла на ногах.

— Ты как, цел? — спросила она, протягивая ему руку.

Лэнг не отказался от помощи и осторожно поднялся, стараясь не показать, насколько ему плохо:

— По-моему, никаких новых переломов не добавилось.

Держась за руки, они подошли к обрыву. Сверху было видно лишь торчавшее над водой колесо, все еще вращающееся на своей оси.

Звук за спиной заставил их резко обернуться. Лэнг схватился за рукоять пистолета.

Они увидели маленькую тележку, в которую был запряжен осел. На доске, заменявшей сиденье кучера, сидел бородатый мужчина, одетый в черную рясу и с высокой шляпой на голове. Он смотрел на них с таким изумлением, будто они на его глазах свалились с Луны. В первое мгновение Лэнгу показалось, что он видит перед собой второе воплощение отца Стрентеноплиса.

Неужели монах из монастыря?

— Вы говорите по-английски?

Мужчина кивнул:

— Немного.

— Вы из монастыря Святого Георгия?

Он вновь кивнул:

— Да, там я служу церкви и моему Господу.

— Туда мы и направлялись перед тем, как… — Лэнг запнулся, не зная, как закончить фразу.

Монах указал на вершину следующего холма:

— Он недалеко. Вам не видеть отсюда, он за деревьями. Один из вас можно поехать, — добавил он, слезая со своего насеста.

Только сейчас Лэнг присмотрелся к тележке и увидел, что она нагружена овощами и рыбой, несомненно купленными на рынке в городке внизу.

— Нет, нет, вам не стоит…

Герт подвела Лэнга к тележке:

— Мой друг… он сильно ушибся.

Монах окинул Лэнга взглядом, каким мог бы оценивать нового ослика.