— Ну ладно, все готовы? — спросила Антея.

— Мы же отправляемся в Египет, правда? — настороженно спросила Джейн. — В миленький пушистенький Египет? Сразу же предупреждаю, что я не отправлюсь ни в какое другое прошлое — и особенно в то, где находится этот ужасный водно-вулканный город!

Когда ее успокоили насчет Египта, Антея поднялась в спальню и уговорила Псаммиада забраться в «адову авоську».

— Знаете что? — сказал вдруг Сирил. — Что-то я изрядно подустал от королей и королев. Кроме того, во дворце ты постоянно находишься у всех на виду. Да и амулет, скорее всего, хранится не во дворце, а в храме. Давайте-ка смешаемся с простой толпой и попытаемся постепенно втереться в доверие к жрецам. Может быть, нас даже примут на работу в храм.

— Ага! Например, носильщиками или чистильщиками уборных, — сказала Антея. — Что ж, эти две профессии предоставляют целую кучу возможностей украсть амулет.

— Отлично! — воскликнул Сирил, не обращая внимания на сквозившую в антеевых словах иронию.

Амулет был поднят, слово силы произнесено, и вновь в узорчатом проеме арки засиял раскаленный на солнце древнеегипетский песок.

Как только дети проскочили сквозь арку, им в уши ударил неистовый рев сотен людских голосов. Из тихой (и немного замшелой) столовой на Фицрой-стрит они без всякого предупреждения попали в самое сердце разъяренной восточной толпы — настолько разъяренной, что никто даже не заметил их появления. Пробившись сквозь нее к стене ближайшего дома, дети тихонько встали там и принялись наблюдать за развитием событий. В толпе наличествовали не только мужчины, но и женщины с детьми. У большинства из них были настолько разноцветные лица, что можно было подумать, что их разрисовал какой-нибудь капризный ребенок, которому пришла в голову охота поразвлечься с дешевой коробкой красок, причем излюбленными цветами этого гипотетического маленького деспота были желтый, красный, оранжевый, пурпурный и фиолетовый. Конечно же, на самом деле никакого ребенка и в помине не было, а разрисовали себя египтяне сами, при этом уделив особое внимание бровям, ресницам и ртам. Впрочем, рты были разукрашены только у женщин, которые, кстати, носили забавного вида передники с лямками и какие-то просторные накидки, закрывавшие им голову и плечи. Мужчины носили свойственные рабочему люду набедренные повязки, а вот египетские девочки и мальчики не носили вообще ничего, если, конечно, не брать во внимание небольшие медные побрякушки, свисавшие у них с шей и поясов.

Четверо отважных путешественников во времени успели разглядеть все это в первые несколько секунд своего пребывания в Египте. Правда, пока они не могли разобрать, зачем здесь собрались все эти люди — слишком уж громко и вразнобой они вопили.

Но тут над толпой взмыл чей-то сильный и уверенный голос. Разноголосая сумятица начала потихоньку стихать, и в конце концов на площади воцарилась относительная тишина, позволявшая расслышать каждое слово оратора.

— Товарищи! Братья-рабочие! — вещал высокий меднокожий человек, взобравшийся на проезжавшую мимо, но остановленную толпой колесницу. Правивший ею человек сразу же задал деру, на ходу бормоча что-то насчет стражи и хорошей порки, и теперь меднокожий оратор был виден каждому из собравшихся. — Товарищи и братья-рабочие, до какой поры мы еще будем терпеть тиранию наших зарвавшихся хозяев, которые проводят свои дни в роскоши и бездельи, вкушая блага, добытые нашим кровным трудом? Они единственно не дают нам умереть с голоду и то лишь из боязни потерять рабочие руки, а не из каких-либо человеческих побуждений. Они пьют кровь трудового народа! Мы вынуждены горбатиться на них с утра до утра, а они в это время предаются всем известным на земле порокам. Мы должны положить этому конец!

Последовали бурные аплодисменты.

— А как ты собираешься положить этому конец? — прозвучал из толпы чей-то голос.

— А ты лучше помолчи! — предупредил его другой голос. — А не то живо нарвешься на неприятности.

— Клянусь вам, все это я уже слышал почти слово в слово! — прошептал Роберт. — На прошлой неделе в Гайд-Парке.[14]

— Будем бастовать! Нам нужно больше хлеба, лука и пива. Нам нужно увеличить обеденный перерыв, — продолжал оратор. — Посмотрите на себя! Вы устали, вы голодны, вас мучит жажда. Вы — бедняки, дети и внуки бедняков, и вашим женам и детям предстоит всю жизнь мучиться из-за недостатка пищи. А в это самое время амбары богатеев ломятся от излишков хлеба, выращенного нашим трудом. Нужно взять то, что нам принадлежит по праву! К зернохранилищу!

— Ура, к зернохранилищу! — закричала часть толпы, но в этот момент еще один голос перекрыл это всеобщее безобразие. — К фараону! — кричал он. — Идемте к нашему владыке! Нужно представить ему петицию! Рассказать ему о наших страданиях! Справедливейший из земных властелинов прислушается к голосу угнетенных!

Некоторое время возбужденная народная масса в нерешительности колыхалась туда-сюда — то по направлению к зернохранилищу, то в сторону дворца. Затем, подобно потоку, долгое время маявшемуся в заточении искусственного водохранилища, а потом вдруг прорвавшего плотину, толпа с ревом устремилась по узким улицам, ведущим ко дворцу фараона. При этом она увлекла за собой детей, которым ничего не оставалось, как подчиниться или быть затоптанными насмерть. Антее пришлось изрядно постараться, ограждая Псаммиада от этой несусветной толчеи.

Толпа мчалась по узким улочкам, по обе стороны которых стояли, тесно прижавшись друг к другу, скучного вида дома с узенькими окошками, расположенными очень высоко над землей. Достигнув рыночной площади, обозленные братья-рабочие замедлили свой бег, и детям удалось немного оглядеться вокруг. На этом странном рынке люди не покупали товары, а меняли их на что-нибудь другое. На глазах у Роберта одна женщина поменяла корзинку лука на примитивную расческу, а другая — пять рыбин на цепочку бус. Но люди здесь выглядели поприличнее, чем те, из которых была составлена толпа петиционеров — на них было гораздо больше одежды, да и пошита она была совсем по-другому. Людей такого сорта в наше время можно встретить в Брикстоне или Брокли.[15]

— Что там еще за шум? — недовольно осведомилась апатичная большеглазая леди в складчатом полупрозрачном платье и наподобие штопора закрученной вверх прическе («А ведь у нее были такие чудесные черные волосы!» — заметила позднее Джейн) у продавца фиников.

— Ничего особенного, — отвечал торговец. — Опять рабочие бузят. Вы только послушайте, чего они требуют! Хлеба с луком им подавай! Можно подумать, что кому-то интересно, есть у них хлеб с луком или нет. Дай им хлеба с луком, завтра они быка на обед попросят. Правильно говорят, что они отбросы общества!