словно всё-таки хотел мне ответить, но, как назло, в левом кармане его брюк завибрировал телефон.

– Не отвечай.

Он бросил беглый взгляд на экран.

– Это из больницы.

Убрав с волос резинку, я отошла в сторону. Роман говорил быстро и сбивчиво, а в конце и вовсе начал материться. Самым последним его словом стало «еду». И именно оно парализовало меня на месте.

– В больнице ЧП.

– Без тебя не разберутся?

Роман потёр давно не бритый подбородок. Он смотрел куда угодно только не мне в глаза.

– Нет.

– А дежурный врач?

– Человек, которого я вчера оперировал, сейчас лежит с температурой под сорок. Если умрёт, меня посадят. И никакой дежурный врач не поможет.

– Я хочу знать правду! Ты можешь мне ответить только на один вопрос?

– Я приеду и всё объясню. – В его голосе зазвенела сталь. Та самая сталь, которой он щедро поливал меня в первые месяцы после нашего знакомства. – Мы поговорим. Обещаю. Просто дождись меня. И не делай глупостей.

Я не смогла кивнуть, и, проводив его до лифта, сбежала на улицу пешком по лестнице.

Я хотела отыскать маму и выспросить всё у неё. Найти её не составляло труда. Мама ненавидела этот город, и теперь я догадывалась почему. Из-за Романа. Она бы не стала гулять по улицам и рассматривать фасады здешних зданий. Мама бы предпочла поскорее вернуться на вокзал и уехать в Ч*** первой же электричкой.

В этом отношении она была абсолютно предсказуемой, поэтому я ничуть не удивилась, когда заметила её в самом центре зала ожидания. Естественно, на здешних мужчин она уже успела произвести фурор. Мама бы не была моей мамой, если бы сидела одна и водила печальным взглядом по стенам газетных киосков.

Закинув ногу на ногу, с ней важно разговаривал какой-то армянин, а мама громко смеялась, то и дело стреляя глазами в лысого мужчину напротив с ноутбуком в руках.

– Я её дочь, – громко представилась я, и армянина как ветром сдуло.

Цокнув, мама закатила глаза.

– Ты появилась на этот свет, чтобы портить мне жизнь.

Я заняла место армянина и сразу перешла к делу. Роман от меня сбежал, и мама была единственным человеком в мире, который мог хоть как-то пролить свет на сложившуюся ситуацию.

– Как ты познакомилась с Романом?

Она склонила голову на бок и улыбнулась мне ласковой улыбкой. Именно такой улыбкой, которой на картинах именитых художников обычно улыбался Сатана, когда вводил Еву во искушение.

– Ты точно хочешь знать правду? Правда стоит дорого. Девушке с твоими идеалами она будет не по карману. И я сейчас не о деньгах говорю.

– Я хочу знать правду, – упрямо произнесла я.

Мама откинулась на сидение и закинула ногу на ногу. Часть её юбки задралась к верху и оголила бедро вместе с чулками и подвязками.

– Я ведь рассказывала тебе, что ты родилась не в роддоме?

– Рассказывала.

– За несколько часов до твоего рождения я вышла в магазин за шоколадкой, и воды отошли у меня прямо на улице. Роды начались стремительно. Живот схватила такая резкая боль, что, держась за угол первого попавшегося дома, я кричала как резанная. И, откуда ни возьмись, выскочил Роман. Твой. Мой. Наш.

Мама усмехнулась, показав ровный белый ряд зубов. Я дёрнула плечами, пожалев, что не взяла с собой кардиган. Кондиционер дул так, что на голых руках и предплечьях у меня вышла гусиная кожа. Мамины слова только усилили этот эффект. К правде о том, что Роман был одним из её многочисленных любовников, добавилась ещё одна. Мама стала женщиной, у которой он принял роды. Женщиной, которая вернула его в медицину. А я той самой мёртвой девочкой…

«Я обидел её сильно. Потом. Несколько лет спустя, и она уехала».

Одна женщина в двух ипостасях. Чем же он так её обидел? Тем, что не любил? Тем, что не женился?

– Рома был добрым, ответственным и обязательным. Прямая противоположность твоего отца. Тот за всю беременность даже не позвонил ни разу. Даже продуктов не принёс, а Рома забрал из роддома. Со ступенек я тогда спускалась, как королева, а всем врачам и соседкам по палате сказала, что он мой муж.

– А потом?

– А потом я решила его отблагодарить. И знаешь, что он попросил? Хотел дать тебе имя. Наташа.

Скулы свело от боли. Не зная, как реагировать, я схватилась за нижнюю часть сиденья.

‒ Я отказалась. Из-за обвитой вокруг шеи пуповины ты долго не дышала, а когда, наконец, сделала вдох, я увидела над твоей головой свечение. Всего на секунду, но оно было настолько ярким, что я сразу решила, что ты будешь Светой. Моим светом в непроглядном мраке жизни.

Мама дёрнула головой. Её лицо стало задумчивым. В глазах появилась абсолютно неприсущая ей нежность.

‒ Через неделю он притащил откуда-то кроватку и коляску. Не новые, конечно, но в хорошем состоянии. Моих кое-как скопленных денег едва хватало на еду, поэтому я не фыркала. Рома не клеился, Рома оберегал, и в какой-то момент я возомнила себя Надей из фильма «Человек родился». Тоже студент, тоже честный и порядочный. Влюбилась в него как кошка. Думала, мне подфартило. Думала, что выиграла миллион в лотерею. Не повезло с твоим отцом, да и наплевать. Зачем, если рядом такой парень ходит и не смотрит, что я с прицепом.

Так прошло полгода. С меня спал лишний жир, живот пришёл в норму, а он как не проявлял никаких действий, так и не начал проявлять. И однажды, листая новости «Вконтакте», я наткнулась на группу Натальи Ивановой. Знаешь, кто это?

– Его жена.

– Умершая жена. Понимаешь теперь, в честь кого он хотел тебя назвать? – Мама блеснула глазами. – После родов в его квартире я не была больше года, а во время схваток мало что заметила. А жаль… Крутила бы головой лучше, многих бы проблем избежала. Он ведь там создал культ этой Наташи. Их свадебные фотографии. Её одежда, к которой даже прикоснуться было нельзя. Уже давно стухшие крема. Кресло, книги, балетки. Он берёг это всё так, словно она не умерла, а уехала в отпуск и со дня на день должна вернуться. Я узнала об этом случайно и слишком поздно…

Соблазнила я его в твой первый день рождения. По этому делу он изголодался страшно, поэтому уговаривать долго его не пришлось. –Мама снова усмехнулась.