Я кивнула:

– Ее дыхание наполняет паруса.

– Она, должно быть, очень любит своих Атен, раз помогает вам подобным образом. Я плавал по реке всю свою жизнь. Я родился и вырос на корабле, но никогда не добирался из сумеречных земель до Люмины всего за один день.

Я снова пожала плечами.

Я не была уверена, действовала ли Сол из-за любви к нам или из-за информации, скрытой в книге отца. Я была благодарна ей за скорость, с которой мы двигались, и втайне надеялась, что она не одарила отца такой же добротой.

– Тем не менее я наслаждалась штормами в сумеречных землях, – призналась я.

Речной путешественник задумчиво уставился на дверь:

– Штормы – страсть любого путешественника.

– Я понимаю почему. Они – воплощение чувств неба. Здесь оно кажется таким сердитым и грустным.

Речной путешественник скрестил руки на груди.

– Я никогда не думал об этом подобным образом, но я понимаю, о чем вы, Атена. Спасибо большое за столь яркий образ.

– Сколько нам еще плыть, прежде чем мы увидим Люмоса?

Он наклонил голову и мотнул ей в сторону своего стола, на котором стоял шар. Взяв его в руку, он протянул шар мне.

Сфера была сделана из дерева, отшлифованного руками и временем. В верхней части виднелось выгравированное имя Гелиос. Оно охватывало всю верхнюю половину шара. Но были моря, о которых я никогда не слышала, реки, которые, должно быть, высохли, потому что теперь представляли собой не что иное, как русла, покрытые галькой.

– Когда он был сделан? – спросила я.

– Около двадцати лет назад, плюс-минус, – ответил мужчина. Рядом с крошечным участком дюн был выгравирован небольшой город.

Я улыбнулась:

– Кто бы ни сделал этот шар, он ошибся в размерах. Песок пустыни такой же большой, как великие океаны Люмины.

– Так было не всегда, – сказал речной путешественник, доставая из ящика стола стеклянный шарик поменьше. Он протянул руку за деревянным глобусом, а когда я отдала его, мужчина взял его двумя пальцами. Шарик поменьше он поместил над моим королевством, точнее – городом. Единственным, что уцелел.

– Сол перестала двигаться восемнадцать лет назад. Ее постоянный огонь быстро сжигал и иссушал землю. Пески не всегда были такими обширными.

Речной путешественник не сказал этого, но я поняла – урон Сол был быстрым и решительным, словно богиня за что-то наказывала Гелиос. Но почему?

Он переместил маленький шар к Люмине, что находилась в нижней части деревянной сферы. После чего мужчина начал вращать меньшую сферу вокруг нижней половины большей.

– Люмос не покидает свое королевство; просто оно настолько велико, что, когда он движется, мы на время теряем его из виду.

Я знала, что Сол была пленницей неба в то время, как Люмос все еще двигался, но, видя, насколько отчаянным было положение богини солнца, я напряглась. В какой же опасности находились мы, ее люди. Наше королевство постепенно умирало, сжигаемое богиней, которая сама же его и построила.

В глубине души я знала, что Сол не хотела причинять нам вред.

– Почему Сол перестала вращаться по орбите, как Люмос?

Мужчина положил сферы обратно на свой стол.

– Это и есть великая тайна. Причины никто не знает.

У двери послышались шаги. В каюту вошел последний человек, которого я хотела видеть.

Берон посмотрел на нас:

– Атена, мы позаботились о жрецах Сол. Теперь им заметно теплее.

Я мило улыбнулась, но, казалось, моя улыбка заставила брата Келума занервничать.

– Спасибо.

Я снова повернулась к речному путешественнику:

– Спасибо за столь интересную беседу.

Мужчина покачал головой:

– Спасибо Сол за ее теплое дыхание, что делает наш путь гораздо быстрее.

Снаружи небо было темно-синим, почти черным. Еще больше звезд подмигивало нам с высоты. Берон подождал, пока я выйду из каюты, и отправился со мной на нос корабля. Ситали не было видно, хотя она не могла уйти далеко.

– Ты довольно молчалива, – заметил Берон.

Накренившийся нос корабля был пуст, так что я остановилась там. Берон устроился немного позади, сохраняя между нами почтительное расстояние. Я положила руки на перила и попыталась успокоиться.

– Келум попросил меня отравить? – спросила я.

К его чести, Берон не стал отрицать свою причастность.

– Как ты догадалась?

– Неужели он и правда это сделал? – уточнила я.

– Нет, Келум здесь ни при чем.

– Тогда почему ты это сделал?

– Я не отравлял тебя, Нур, – сказал он, выпрямляясь.

Звезд на небе было бесчисленное множество. Миллионы его предков слышали наш разговор. Интересно, горды они или разочарованы его попыткой отравить Атену.

– Ты сказал Ситали, что ягоды ядовиты?

По крайней мере, у него хватило порядочности выглядеть пристыженным.

– Я не думал, что она принесет тебе варенье, – признался он. – Я просто хотел проверить, способна ли она на это.

Я закатила глаза:

– Она провалила твое испытание, потому что ты не смог понять, насколько глубока ее ненависть ко мне.

Берон сложил руки перед собой.

– Ты права.

Я вздернула подбородок:

– А поцелуй? Было ли это действительно прикрытием или ты решил провести еще один тест?

– А что, если и то и другое? – спросил Берон, наконец расслабляясь. Он тоже прислонился к перилам. – Я боюсь за своего брата. На протяжении многих лет до нас доходили слухи о том, насколько жестоким может быть Атон по отношению к своему собственному народу. Я боялся, что он передал свою жестокость по наследству или научил вас быть безжалостными.

– И что же ты в итоге выяснил?

– Что вы обе что-то скрываете; просто я пока не понял, что именно. И боюсь, что Ситали думает только о себе. Ты такая же, Нур?

Я прищурилась.

– Ты целовал мою сестру? – спросила я, поворачиваясь, чтобы опереться бедром о перила и посмотреть Берону прямо в лицо.

– Один раз это почти произошло… – признался он.

– Но ты так ее и не поцеловал.

Берон хоть и походил на молодую версию Келума, был гораздо коварнее своего старшего брата. Хитрый. Яростный.

– Эти твои проверки… Разве они не доказывают, что ты тоже думаешь только о себе?

Берон выпрямился, одергивая тунику.

– Знаешь, что я думаю? – спросила я.