Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кит пару раз ткнул Игорька обычной палкой.
– Ну-ка крыса, запищи!
Мне досталась пара тычков палкой. Я взвыл.
– Молодец, крыса!
Вскоре Киту надоела его игра, он вскочил на ворота и стал их раскачивать, крича при этом:
– Бобер! Бобер! Бобер!
Все поддержали его и тоже вскочили на ворота, крича хором:
– Бобер! Бобер! Бобер!
Кит зачерпнул хорошую пригоршню грязи и что есть силы запульнул в меня.
Холодная грязь густой массой растеклась по лицу, я чувствовал, как она забивается в рот и нос, заливает глаза. Я обтерся рукавом, очистил глаза. Но вот в рот все равно попало прилично грязи, и я закашлялся.
Больше всего мне тогда хотелось вырыть ямку и сунуть туда голову, как страус, чтобы ничего не видеть и не слышать. Если я чего-то не вижу и не слышу, значит, этого нет. Как бы я этого хотел, чтобы ничего не было.
На поляне никто нас не нашел бы. Это они предусмотрели. Мы сидели в хоккейных воротах, как в клетке.
У Ванька жили дома три ленивых жирных хомяка. И когда я приходил к нему, ради забавы тыкал в них соломинкой, наблюдая, как они повизгивают и от испуга бешено носятся по клетке. Сейчас мы с Игорьком и Ваньком были этими хомяками.
– Бобер! – Кит подошел совсем близко к прутьям и посмотрел на меня дикими глазами. – Тебе предъявляется обвинение в государственной измене против Родины. Надо выбрать тебе наказание. Пацаны, что будем делать с крысой? Повесим его или утопим?
– Утопим! Утопим! – заревела толпа.
Я был в ужасе. За пустырем находится Северная Балка.
Они раскрыли ворота и вытащили меня за шкирку.
Игорек с Ваней стали биться в своей ловушке.
Ваня заорал и стал что есть мочи раскачивать ворота. Игорек помогал ему. Раздался возмущенный гул. Они пытались удержать ворота, но гнев Вани был сильнее. Прикладывая нечеловеческие усилия, Ваня с Игорьком повалили воротину набок и выбрались наружу. Кит отвлекся на эту сцену, я подлетел к нему и изо всех сил толкнул. Кит поднялся на ноги. Глаза его были полны яростью и желанием отомстить. А мстил Кит жестоко. Он накинулся на меня.
Первый его удар был настолько сильный, что сразу сбил меня с ног. Весь воздух в одно мгновение вырвался из моих легких, я не мог ни вздохнуть, ни закричать. В ушах звенело, перед глазами все стало оранжевое. Острый удар ногой в бедро вызвал вспышку боли во всем теле.
В гневе и ярости Кит принялся колотить меня руками, ногами, да и всем, что попадало под руку, – камнями, палками, острыми железками. Он ревел, как самый страшный на свете зверь. Я согнулся, пытаясь закрыть живот и лицо. Все тело онемело, и, кажется, я уже ничего не чувствовал. Очередной удар ногой по уху, и я уже перестал что-либо слышать.
До меня доносились лишь расплывчатые фразы, и, кажется, Архип успокаивал Брыка, говорил ему, что на сегодня хватит.
Некоторое время я лежал в полубессознательном состоянии и вроде бы даже отключился. Когда я открыл глаза, то понял, что все ушли.
Меня тряс за плечо Игорек. Я попытался разлепить глаза.
Лицо Игорька было будто в белой пелене. Ему не очень досталось, синяков не было, я заметил только тонкую струйку крови, идущей из носа. Они отыгрались только на мне, и слава богу. Вот бы все время били только меня, а остальных не трогали.
Я посмотрел по сторонам. Неподалеку сидел Ваня. И, судя по его виду, ему тоже досталось неплохо. Но Ваня, по крайней мере, сумел встать, а я этого сделать не мог.
– Эй, ты как? – тревожно спросил Игорек.
Мне дико хотелось по-маленькому. Но мне казалось, что если я пошевелюсь, то не выдержу и надую в штаны. Я сплюнул. Густая слюна с кровью и грязью. Я полежал еще немного, потихоньку приходя в себя. Игорек с Ваней помогли мне подняться. Неподалеку валялись наши куртки; пока я был в отключке, Игорек успел за ними сбегать.
Архиповцы написали что-то краской из баллончика на наших куртках. Я перевернул свою. Огромными красными буквами во всю спину было написано:
ПРЕДАТЕЛЬ СУКА-БОБЕР
Игорек лыбился во весь рот. Этот малец не переставал меня удивлять – он никогда не теряет чувства юмора!
– Смотри, че у меня!
Он с гордостью показал свою куртку:
БАРАШЕК, ТУПАЯ БЛЕЮЩАЯ ОВЦА и ССЫКАРЬ
Мои губы растянулись в кривой улыбке.
– Ну, Ванек, а у тебя там что?
Ваня показал нам свою куртку.
ВИННИ-ПУХ, СИСЬКИ ПЯТЫЙ РАЗМЕР
Мы засмеялись.
Огромный Ваня имел, как он любил говорить, уж очень широкую кость… Смеяться было больно, все тело все еще ныло. Мы не спеша двинулись в сторону реки, чтобы отмыться хоть как-то. Мы шли по узкой тропинке, обнявшись по-братски.
Я возвращаюсь в реальность, смотрю в сторону реки. Вместо строящихся высотных домов я отчетливо вижу два разрушенных барака и узкую тропинку между ними. И как три несчастных изгоя с трудом плетутся к реке.
Голова кружится, подкашиваются ноги. От страха дрожат пальцы. Все кончилось много лет назад, чего же я боюсь?
– Ты не играешь! Ты пропустил мяч! – возмущенно кричит Кит, бьет клюшкой по асфальту, пытаясь привлечь мое внимание. Я завидую ему. Он ничего не помнит, не помнит, каким был чудовищем. У него теперь есть вторая жизнь, а я должен жить со своим кошмарным прошлым, которое плетется за мной хвостом.
– Прости, я отвлекся, давай еще раз. – Я посылаю Киту мяч.
– Чего ты там увидел? Ты такой напуганный, как будто там привидение!
Я смотрю в сторону новостроек. Старая тропинка заставлена строительной техникой, там больше никто не ходит. Дома закрывают выход к реке, отсюда ее не видно.
– Мне показалось, что я видел лису, вон там!
– Ух ты! Я тоже хочу ее увидеть!
Но сколько Кит ни всматривается, лису так и не видит и, разочарованный, возвращается к игре.
Во дворе в новых Лоскутках все жалеют Кита. Называют его инвалидом… Мы оскорбляемся – никакой он не инвалид. Он наш ребенок! Наш малыш.
Теперь, когда я вернулся в Чертогу, провожу с ним больше времени.
Я гуляю с Китом по парку, держу его за руку. Мы вместе охотимся на бабочек. В этот момент я вспоминаю глухие звуки ударов тупыми тяжелыми ботинками.
Мы устраиваем пикник на природе, я достаю из корзинки пирожки. Кормлю Кита, вытираю ему рот платочком. Ему щекотно, он задорно смеется. В этот момент я вспоминаю наши побеги. Когда Брык бежал за мной, дыша в затылок, а я трясся от страха и слышал над ухом клацанье зубов.
Мы играем в кукольный театр, делаем кукол из старых носков. И я вспоминаю, как однажды зимой Брык бросил меня в прорубь.