ощущал, его заглушало раздражение – надо же было так попасться… В полдень неожиданно густыми хлопьями повалил снег, очень быстро укрыв дорогу и поля вокруг пушистым белым пологом. Идти сразу стало сложнее, ноги скользили, и Туманов прилагал немало усилий, чтобы не упасть со связанными руками.

Через сутки всем отрядом заночевали в Чирково, до икоты перепугав местного старосту своими требованиями обеспечить их продовольствием и грозя расстрелом, а еще через сутки наконец-то дошагали до Бугульмы.

Перед самой Бугульмой их догнал кавалерийский разъезд красных, коротко переговорив с которым, командир построил всех в колонну по пять, и организованно ввёл в город. Шествие такой разношерстной колонны с пленником на поводке вызвало ажиотаж на улицах. Колонну сопровождали любопытствующее население и кавалеристы, до площади перед железнодорожной станцией, с которой Туманову с таким трудом удалось уехать десять дней назад. Там всех уже встречал комендант города – одетый в шинель невысокий человек с округлым лицом, в окружении четверых приданных ему солдат, и человека в суконной бекеше и фуражке с красной звездой. Уставших от перехода ополченцев построили и комендант, дружелюбно улыбаясь, обратился к ним с короткой речью.

– Граждане ополченцы! От имени советской власти приветствую вас и ваше решение вступить в славные ряды героической Красной армии, сражающейся за светлое будущее всех народов. Вам будет отведено место для размещения, на довольствие определим сегодня же, пока прошу и требую соблюдать военную дисциплину, по городу без разрешения начальства не ходить, и ждать решения о вашем зачислении в части.

Следом слово взял человек в фуражке, решительно выступив из-за фигуры коменданта.

– Товарищи солдаты! – начал он отмахивая правой рукой как-бы для подкрепления своих слов, – Я, как командир гарнизона, требую от вас беспрекословного подчинения приказам и строгого соблюдения дисциплины. Враг не дремлет, товарищи! Мы ведём беспощадную борьбу со всеми элементами, мешающими строить нам новую жизнь! Поэтому с каждым из вас будем беседовать отдельно, прежде чем доверим вам в руки оружие защитника советской власти.

Слушавшие его ополченцы суровели лицами на холодном ветру, и сильнее сжимали в руках и без того имеющиеся у них винтовки. У многих легко читалось желание поскорее совсем избавиться от оружия и шинелей, и побыстрее уехать к своим домам и семьям. Торжественная встреча на этом и завершилась, ополченцев тут же разделили на взвода и направили в различные помещения на постой, а Туманова подвели к коменданту и его окружению.

Комендант рассматривал его удостоверение, а оружие разглядывал угрюмый человек в бекеше, назвавшийся командиром гарнизона. Туманов заметил безмерное удивление в глазах коменданта, когда он прочитал бумагу и с любопытством уставился на него.

– Так что же, значит вы полковник Макаров, – не то спросил, не то подтвердил он, и добавил после непродолжительной паузы: – И как вы видите теперь своё будущее?

– Расстреляем мерзавца, – гармонично включился в беседу командир гарнизона, выцеливая в ноги Туманову из его же нагана, – и никакого будущего, и дело с концом!

Комендант вздохнул, скосив глаза под козырёк своей фуражки, и словно подчерпнув там терпения, постарался загладить резкость своего спутника:

– Товарищ Ерохимов немного пошутил, советская власть умеет и карать, и прощать, и ещё умеет ценить специалистов. В частности, всем офицерам царской армии объявлена мобилизация, и предлагается продолжить службу в наших штабах в качестве военных специалистов. Что вы на это скажете, гражданин полковник?

– Дорогой мой комендант, товарищ Гашек, давай его уже расстреляем? – Ерохимов разочарованно опустил наган, – ну посмотри сам, друг, с такими специалистами нам никаких врагов будет не нужно, он же жив ну просто по случаю. Отдай его мне, а?

Туманов молча наблюдал за этой сценой, не пытаясь даже понять, насколько она естественна, так как слабо разбирался в субординации в красноармейской среде. Единственным его стремлением сейчас было как можно быстрее освободиться от плена и исчезнуть из города, пока сюда не заявились люди Шляхтича.

– Пленные царские офицеры подлежат непременной доставке в политотдел Пятой армии, товарищ Ерохимов, о чём я неоднократно был предупреждён, и вас ставлю в известность. Так что уберите оружие, а лучше отдайте его мне, и ступайте размещать ополченцев, они все поступают в ваше полное распоряжение.

Ерохимов сплюнул себе под ноги, и сунув в руку коменданта наган и нож Туманова, сказал:

– Расстреляю каждого третьего, вот увидишь, товарищ. – развернулся и быстро пошел к своему коню. С ним ушли и четверо солдат.

– Идёмте, полковник…

Комендант взял под руку Туманова и повёл его в сторону, где была привязана его лошадь. Ведя её в поводу, они шагом двинулись по улице вдоль железнодорожных путей, перешли через переезд и очень скоро оказались за окраиной городских построек, среди сараев и пустых заснеженных огородов. Время уже клонилось к вечеру. Там комендант повёл себя несколько странно, он осмотрелся по сторонам, и наклонившись к Туманову негромко произнёс:

– Полковник, вам рекомендовано не теряя времени прибыть в Троицкое, где вас будут ждать…

Затем развязал ему руки, и видимо готов был ответить на расспросы, но больше Туманов тянуть не стал: оглушил его кулаком по темени, забрал у рухнувшего на снег странного коменданта своё оружие, документы и вскочив на его лошадь двинул ей под бока, посылая в галоп. Уже в седле понял, о каком Троицком вёл речь комендант – это же село, где жил отец Алексий! Не теряя и мига сориентировался на местности, и помчал прямо туда.

Ночь застала его на тракте, по которому он гнал галопом, понимая, что форы по времени ему отпущено не много – сутки максимум. На всём пути он пару раз разминулся с обозами, гружёными фуражом, и один раз со спешащим куда-то встречным всадником. К Троицкому он добрался утром, издали окинул взором всё село, и въехав на улицу направил лошадь к батюшкиному двору, решив не пробираться укрытыми снегом огородами. Краем глаза заметил на звоннице храма ствол пулемёта, сразу почувствовав на себе чужой взгляд через прицел. Деваться было некуда, он уже влез в сектор обстрела и теперь всё зависело от его решительности и уверенности в себе. Подъехал к воротам, спрыгнул с седла и по хозяйски толкнул калитку, скрываясь с улицы и от внимания пулемётчика. Быстрым шагом, почти бегом взлетел по крыльцу, мимолетно оценив признаки жизнедеятельности во дворе: пять лошадей под навесом, тропинка от крыльца к наполовину разваленному дровнику, желтый снег по углам избы – в доме враг!

Не церемонясь толкнул дверь от себя, выхватив нож успел проскочить светлые сени, как дверь в избу распахнулась, выпуская ему навстречу человека с винтовкой, на ходу натягивающего