неуязвимость и как наивно она полагала, что может спрятаться. Судьба Лизы, погибшей вместо нее, почему-то не слишком взволновала Машу, и она мельком даже удивилась этой перемене. Еще месяц назад гибель пусть даже случайной знакомой вызвала бы бурные эмоции, а сейчас она не чувствовала почти ничего, слишком устала от бесконечной борьбы и бегства.

– Машенька, вы вместе с Ритой придумали эту грандиозную аферу? – спросил Сальников. – Кража денег, побег… Потом эта ее смерть… Она сама умерла?

Маша вздохнула и рассказала. В свое короткое изложение она включила свою полную неосведомленность о жизни Маргариты, ее смерть и попытку найти хоть крупицу правды в том, что было рассказано случайной подругой. Вскользь упомянув о романе Маргариты и Павла, Маша скупо описала его убийство и собственное бегство с этим спонтанным планом, который, как оказалось, никуда не годился. Закончила она потопом в ванной и обнаружением денег.

– Я почти ничего не потратила, – сказала она. – Я же понимала, что они не мои. Только за съем квартиры, но я все верну.

Сальников отмахнулся.

– Кто-то еще знает про деньги?

– Не думаю.

– А эта девица? Откуда узнала она? Как вы вообще оказались на этой даче?

Маша рассказала про набитый деньгами чемодан и подозрения Лизы, ее диалог с Лехой, побег из погреба. Сальников слушал и улыбался.

– Вы невероятно подвижная девушка, – усмехнулся он. – Попробуй догони. Подумать только, если бы вы не выпрыгнули нам прямо под колеса, мы бы вас и не нашли. Максимум – допросили бы этого ментенка в доме, но – как я уже сказал – вы просто реактивны… Знаете, Маша, откровенно скажу: мы искали не вас. Но скорбь вашего супруга после похода в морг была так неестественна, что я заподозрил неладное. Потом, конечно, было вскрытие тела Маргариты, и я убедился, что передо мной действительно она. Но я даже подумать не мог, что вы провернули такую операцию в одиночку. Признаться, мне казалось, что вы давно мертвы. Смерть двух женщин и исчезновение одного мужчины за такой короткий период всегда выглядит странно. Я знал, что у вашего мужа серьезные проблемы, и так и подумал, что все вертится вокруг него. В моих глазах, пока я копался в этом деле, все выглядело так: Маргарита закрутила роман с Дорониным не случайно, они вместе намеревались развести Олега Куприянова на огромные деньги, облапошить так же, как она облапошила меня, а потом у этой парочки что-то пошло наперекосяк. Они или поубивали друг друга, или же их всех убил ваш муж, ну а вы стали случайной жертвой, например, свидетелем. Но после разбирательств картинка развалилась. Я почти уверился в том, что убийца – Доронин, ведь на момент смерти Маргариты вашего мужа видела куча народу, он пил в баре. Когда же вы «утонули» на пляже, ваш муж сделал заказ в номер, его видел официант. Но у вашего мужа есть доверенное лицо.

– Николай мало на что годен, – презрительно сказала Маша.

– Согласен. Он умен, но трусоват и ни за что бы не полез в криминал. К тому же у него также было алиби. Я подумал еще немного и понял, что единственным темным пятном в этой истории осталась Маргарита. После того как нам слили инфу о покупках железнодорожных билетов, я с удивлением узнал, что наша покойница довольно прытко перемещается по стране. Но в морге точно лежала Маргарита. И тогда я заподозрил, что кое-кто не настолько мертв, как пытается показать.

– Вы догадались, что это я?

– Не сразу. Ваша семья в Москве известна, хотя вы и не входите в какие-то там списки «Форбс». Найти инфу о Марии Куприяновой оказалось несложно, но все сведения были скупыми, словно легенду писало ФСБ: училась на юриста, но быстро выскочила замуж, авторитарные родители, деспотичный муж, а сама Машенька Куприянова – никто, пустая, хотя и очень красивая оболочка. Амёба. Не способная ни на что рохля. Не обижайтесь на старика. Так говорит о вас ваше окружение.

– Я не обиделась.

– Ай, спасибо! Потому вы и не вязались у меня с образом аферистки, что перемещалась по стране по документам Маргариты, кстати, фальшивым. Вы знали, что это фальшивка?

– Догадалась. У нее много таких было.

– Много? – усмехнулся Сальников. – Ну, я не удивлюсь. Рита очень хорошо подготовилась к побегу.

– Зачем она это сделала? – спросила Маша. – Все эти деньги… Их хватило бы на три жизни, а у нее не было даже одной. Кем она для вас была?

– Кем? – Сальников помолчал, а потом потянулся, как кот. Его солдатики хранили стойкое оловянное молчание и глядели вперед с ничего не выражающими лицами. – Последние пять лет Рита была моей женой. До того – любовницей. Ваш муж говорил, что она представлялась вам актрисой, но на самом деле она была всего лишь талантливой аферисткой. Я ее без всякой ложной скромности подобрал на помойке, в третьесортном баре, когда она обрабатывала клофелином богатеньких лохов, отмыл, приодел и пристроил к делу. Ей не хотелось сидеть на месте, она была невероятно деятельной натурой. Последние годы она вела мою бухгалтерию. Пока не заболела.

– Почему она называла вас Иудушкой?

Сальников покосился на водителя, а потом вздохнул.

– Болезнь, Маша, очень меняет людей. От прежней красавицы ничего не осталось, а препараты превратили ее в истеричку. В какой-то момент Рита решила, что я ей изменяю.

– А вы изменяли?

– Я? Конечно. Всегда. Мужчины по природе полигамны. Вот вы, к примеру, знаете, что ваш муж уже много лет встречается с одной шлюшкой по имени Вероника Гридина? В Москве она хорошо известна как Госпожа Рони. А ваш супруг любит, чтобы его хорошенько отхлестали плеткой.

– Я предпочитала не знать этих подробностей, и без них тошно, – холодно ответила Маша. Сальников неприятно рассмеялся.

– И это делает вас лучше меня? Бросьте, Мария, вы догадывались или, что хуже, знали точно, что муженек ходит налево, и тем не менее от него не уходили. Чего так? Нравились золотая миска и ошейник с брюликами?

– Если ваша разведка так хорошо работает, то вы должны знать, что я пыталась уйти, – с неприязнью сказала Маша. – Только тогда не получилось. А сейчас вот удалось.

– Ну, не ершитесь, я просто так сказал. Я не пытаюсь оправдаться. Я изменял Рите, каюсь. Ей тяжело было не изменять в последнее время. Вроде годы… Я же не молод, но я все еще мужчина, вокруг много на все согласных баб. А ее состояние, рвота после химии, нытье, злобные выпады… Это невыносимо. Я честно входил в положение и терпел. Другой бы на моем месте давно запер ее