девушки, прикрывал безобразную рану. И хотелось только одного — чтобы быстрее этот страшный путь в ночи завершился, потому что не было сил видеть тонкие голые ноги с маленькими белыми пальцами, заострившийся профиль, безжизненное лицо и свалявшиеся мелкие кудряшки вокруг воскового лба…

Через некоторое время угрюмые сосны расступились, открывая перед путниками круто уходящий вниз обросший по краю густым кустарником лог. Деревья шумели. По небу мчались рваные тучи, то скрывая, то вновь обнажая ущербную луну и, казалось, будто застывшая чаща, населенная дрожащими тенями, живет страшной призрачной жизнью.

— Тут, — сказал, наконец, Ихтор и повернулся к Тамиру, крепко держащему страшную ношу. — Давай ее мне. Спуск крутой, а ты дорогу не знаешь.

Выученица Клесха вытянула шею, вглядываясь во тьму. На кончиках ее пальцев переливались голубые искры. Лесана зорко следила по сторонам — холодные, скользящие над сугробами тени хоронились за деревьями. На счастье троих путников оборотни, если они и были поблизости, боялись напасть. Волколаки чувствовали Дар и не рисковали выступить сразу против нескольких обитателей Цитадели.

— Вы вперед. И не торопитесь, — перенимая покойницу из рук колдуна, сказал послушникам крефф.

Тамир первым подошел к глубокому оврагу и, осторожно нащупывая ногами путь, начал спускаться. Каменистый, присыпанный снегом склон резко уходил вниз, туда, где в свете луны виднелось черное жерло пещеры.

Лесана замерла на краю лога, обернулась к целителю и сказала:

— Ты иди за ним. А я последняя. Там нежить, — она кивнула в сторону чащи.

Девушка единственная была ратоборцем и теперь как никогда остро осознала, что мало похоронить подругу, нужно еще вернуться назад в Цитадель и вернуть туда спутников, которые без нее беззащитны.

Целитель кивнул, признавая ее правоту и, прижимая к груди уже заиндевевшее тело, начал спускаться.

У мрачного зева каменоломни намело снега. Тамир что-то прошептал, и под неровным сводом расцвело бледно-дымчатое сияние. Серые стены выступили из тьмы, открывая круто уходящий вниз, присыпанный обломками камней, широкий ход.

На удивление, чем ниже спускались обережники, тем теплее становилось. Лесана оглядывалась — стены терялись в вышине, и мрачные проломы чернели, завлекая во тьму.

— Здесь берут камни для Цитадели, — глухо сказал Ихтор. — Идите вперед, там есть ямина — выбивали глыбу, когда стала просаживаться северная стена.

Они и впрямь нашли неглубокую, всего по пояс яму, из которой некогда был выворочен огромный гранитный валун.

Тамир кивнул:

— Подойдет, — он говорил так, словно в горле у него застряли рыдания.

Спрыгнув в провал, колдун начал творить заклинание, кропя холодную землю кровью, что сочилась из разрезанной ладони. Глядя, как наузник творит обережные знаки, Лесана поняла, что еще оборот, и она больше не увидит подругу. Ни живой, ни мертвой. Никогда. Захотелось завыть в голос. Закричать, проклиная Цитадель, креффов, Ходящих, судьбину.

Нельзя.

Потом, в своем покойчике она даст волю горю, а сейчас нужно молчать.

Мерно капает с потолка вода. Кап. Тамир забирает из рук креффа Айлишу. Кап. Бережно кладет ее на камни. Кап. Целует холодные губы, что-то шепчет, перебирая прядки волос. Сейчас он не колдун, а потерявший любимую парень. Кап. Он отходит, и к девушке склоняется Ихтор. Кап. На грудь Айлиши ложатся несколько веточек сушеницы. Кап. Крефф целует покойницу в лоб. Кап. «Прости меня, ягодка сладкая». Кап. Лесана, кусая губы, гладит холодную щеку. Кап. И разносятся эхом слова Ушедших. Кап. Упала горсть принесенной с собой земли. Кап… кап… кап…

* * *

По стенам метались тени. Колдовское сияние делало лица живых бледными и серыми. В горле першило от слез. Падали, падали, падали слова заговора, который отпускал душу с земли и затворял мертвой путь.

— Погоди! — Лесна кинулась к Тамиру. — Погоди, у меня тут…

Она пошарила за пазухой и вытащила то, что взяла с собой и о чем в своей скорби едва не забыла. Костяной гребешок.

Девушка склонилась, собираясь вложить свой подарок в закоченевшую ладонь.

В этот самый миг холодные мертвые пальцы дрогнули и стиснули запястье Лесаны. Крик застрял в горле. Жертва рванулась, но неживые руки держали крепко. Черные неподвижные глаза распахнулись и посмотрели на выученицу Цитадели с голодной злобой.

— Мой сын! — покойница тянула на себя подругу. — Сына моего почто убили?

Сухой скрипучий голос не принадлежал Айлише. Нежить рванулась.

Ихтор что-то крикнул. Лесану швырнуло на камни, а изломанное, изуродованное тело Ходящей со стремительной яростью навалилось сверху.

Опрокинутая на спину Лесана думала только об одном: она не может, не может, не может ударить ее. В ней нет сил на то, чтобы отшвырнуть мертвую Айлишу Даром. Потому что это тело принадлежало когда-то подруге, и покуситься на него было надругательством над памятью девушки из рода Меденичей, которую и так хоронили, словно дикого зверя — в пещере, под толщей каменных обломков.

— Айлиша…

— Сы-ы-ын… — простонал мертвый, полный темной жути голос, и руки упырихи прижались к животу. — Где мой ребенок?

Ходящая обернулась, затылком почувствовав опасность.

Тамир стоял напротив и смотрел на нее безо всякого выражения. Нежить, с трудом подчиняя себе изломанное тело, сползла со своей жертвы и двинулась к колдуну:

— Я есть хочу, Тамир, — хриплым жалобным голосом заговорила покойница. — Холодно мне. А дитя плачет… вот тут, — мертвая рука ткнула в рану на голове. — Плачет…

Колдун смотрел безо всякого выражения. Он видел, как глаза Ходящей наливаются голодом, как страшно елозит во время разговора держащаяся только на одеревенелой плоти сломанная челюсть.

— Ардхаэр, — тихо и устало сказал парень. — Надг артрэ.

Темная жизнь разом покинула тело, и оно кулем рухнуло на пол пещеры.

Лесана, дрожащая от пережитого ужаса, подскочила к Тамиру, но тот отстранил ее от себя. Подошел к Айлише, склонился, разорвал на груди ворот смертной рубахи, снова подновил рану на своей ладони и сделал надрез над левой грудью покойницы. Щедро полил рану кровью, проговаривая слова заклинания.

— Теперь все.

— Как? — у Лесаны стучали зубы. — Как она поднялась? На ней же оберег был. Ты ее отчитал. Как она поднялась?

Из глаз девушки лились слезы.

Тамир осторожно повернул голову покойницы, раздвинул волосы