взывал он к тем, кто стоял за дверью, но ответа не следовало. Он продолжал делать это минуты три, с каждым ударом вминая железо все глубже. И откуда только в нем такая силища? Следующий вопрос будет о его даре. Плевако наглядно демонстрировали силу одаренного, в одиночку устроившего кровавую бойню под Питером.

Со стороны это смотрелось и комично и пугающе одновременно. Аркадий Францевич никак не брал в толк причины такого поведения. Ахматов только отошел от травм, о чем адвокат непременно заявит куда нужно, а как стало ему полегче, снова начал дебоширить. Он либо бессмертный, либо… И тут его осенило.

— Вам плевать на исход суда?

Ахматов застыл с заведенной для удара рукой.

— Не понял вопроса, Аркадий Францевич.

— Понимаете, когда человек хочет выбраться из «крестов», он будет вести себя иначе. Как бы это правильно сказать? Не так, как ведете себя вы, — нашел он верное сравнение, — Лев, вы же неприкрыто провоцируете охрану на применение силы. И ваш внешний вид говорит о том же. Богом прошу, что бы вы не задумали, одумайтесь! Вы знаете, кто я такой. Знаете мою репутацию. Я не проигрывал еще ни одного дела.

— Все может случиться в первый раз, — без улыбки подметил палач.

— Верно, но я постараюсь вам помочь. Спрошу у вас еще раз. Вам плевать на исход суда?

Лев ответил уклончиво:

— Знали бы вы, Аркадий Францевич, как это мелко: война со Златаном, этот суд, да даже наш разговор с вами. Все это не стоит моего времени.

Плевако не понравились слова палача, но Лев поспешил оправдаться:

— Нет, я не умаляю значения нашей встречи и вашего ремесла в целом. И сделаю так, как вы просите, но отвечу вам на ваш вопрос. Да, мне плевать на исход суда. В любой момент я могу покинуть это место. Но будет лучше, если я сделаю это победителем и через парадный выход.

Дверь резко распахнулась, в комнату вкатили тележку с едой и так же быстро закрыли ее. Плевако с удивлением отметил про себя наличие балаклавы, скрывающей лицо охранника.

«Они боятся его! О, Боги, куда катится этот мир⁉»

Лев набросился на еду, аки животное — истинный лев. Он проглатывал огромные куски мяса, утрамбовывая их всевозможными гарнирами и салатами и запивал соками. Ему требуются калории, чтобы восполнить внутренний резерв, заключил для себя Плевако, и терпеливо ждал, пока Ахматов закончит трапезу.

Наевшись вдоволь, палач откатил тележку к выходу и с силой ударил по двери, пробив ее насквозь. В дыре показалось изумленное лицо одного из надзирателей. Лев рявкнул тому, чтобы забирали тележку обратно, промокнул уголки рта салфеткой, как истинный аристократ, и уселся обратно.

— Однако, — встретил его Плевако смеющимся взглядом. — Мне все больше начинает нравиться работать на вас.

— С ними по-другому нельзя.

— Расскажите о своем даре. Каков ранг? Его особенности? Насколько мне известно, вы хронум.

— Да, я хронум. Ранг девятнадцатый. Особенности? — Ахматов ненадолго задумался, стоит ли говорить адвокату всю правду, но в итоге решил утаить лишь о скачках во времени, будучи не совсем уверенным, что флэшбэки как-то связаны с его даром. — Я могу замедлять время. Ненадолго. Минуты на две-три. Когда я хожу в лимбе, другим кажется, что меня попросту нет рядом. А я рядом. Заглядываю в глаза очередному ублюдку, читаю его жизнь, как раскрытую книгу, и решаю, стоит ли проводить исповедь.

— А исповедь — это что такое?

— Попросите кого-нибудь из моего окружения показать вам, что такое исповедь. Наверняка найдется подходящая видеозапись.

Плевако серьезно кивнул Ахматову:

— Обязательно ознакомлюсь с вашим альтер эго.

— Это все? Насколько мне известно, девятнадцатый ранг не является пределом развития одаренного. Но тот же гравер с таким же рангом не сможет устроить кровавую мясорубку, которую устроили вы.

— Посмотрите видеоматериалы, Аркадий Францевич, уверен, после просмотра вопросы отпадут сами собой. Воплощение хронума — это нечто большее, нежели гравер.

Выдержав непродолжительную паузу, Ахматов спросил:

— Меня волнует судьба моих людей, заключенных под стражу. Что с ними будет?

— Они также предстанут перед судом, как участники массовых бесчинств.

— И ничего нельзя придумать?

— Ну почему же нельзя? Можно. Нужно, чтобы Златан дал показания против себя, сознался во вмешательстве в их разумы. Якобы это он заставил ваших людей взяться за оружие. Насколько мне известно, он является сильным менталистом. А ментальная обработка карается законом посерьезней любого другого проступка. Но это, увы, на уровне фантастики. Златан никогда не признает за собой таких деяний.

— Хм, значит он находится здесь же? — на лице палача появился зловещий оскал.

— Лев, нет! — осек его Плевако, — Не смейте даже думать о встрече с ним. Барон понесет свое наказание. И поверьте мне на слово, смертная казнь ему обеспечена.

— Нет, нет, что вы? — иронично запротестовал Ахматов, — Вы передадите ему послание от меня. Можем так сделать?

— Я постараюсь. Что хотите ему сказать?

— У вас есть камера? Мы запишем цыгану обращение.

Плевако не мог и вообразить, что подразумевалось под словами хронума. Как только пошла видеозапись, Лев начал трансформироваться в нечто ужасное, неподдающееся описанию. Просто дьявол воплоти. Комната вмиг наполнилась черным густым туманом, скрывшим свет тусклых потолочных ламп. Ахматову не помешал даже ошейник, ограничивающий дар. Он просто треснул по швам и разлетелся в стороны, а наружу вышла сущность, от вида которой хотелось бежать, прятаться и громко кричать одновременно.

Адвокат старался держать свои эмоции в узде. Хоть это и удавалось с большим трудом. Что будет, если он прямо сейчас вызовет охрану? Успеют они выцепить его из лап адской твари? Нет! Оставалось надеяться на благоразумие его подопечного.

«У нас другие отношения. Я не Златан, и не делал ничего дурного», — уговаривал он себя, фокусируясь на лице хронума.

Кроваво-красные глаза уставились в маленькую камеру телефона, и хронум зашелестел нечеловеческим голосом:

— Зла-а-а-атан! Мой дорогой друг! — каждое слово он смаковал, сглатывая слюну, будто Златан был самым вкусным лакомством для этой твари, — Я знаю, ты где-то рядом. Хочешь, я приду к тебе этой ночью? Выверну твою грязную душонку наизнанку, а