— Лорд, что это? — полушепотом спросил Кота’на. Хранитель Медведей был встревожен, он никогда не видел Вождя таким взволнованным. Глаза Силберхатта горели, он прижимал к груди крепко стиснутые кулаки и готов был броситься в лес, как рвущаяся с поводка собака.

Кота’на спросил снова:

— Это какая-то из ужасных игрушек Шагающего с Ветрами, Лорд?

— Нет, не думаю. — Большой белый вождь расслабился, сделал глубокий вдох и взял Кота’ну за плечи. — Брат-медведь, я хочу, чтобы со мной пошел ты, еще двое и медведь. Быстро выбери двоих, пойдем прямо сейчас. Остальные пусть сворачивают лагерь и как можно скорее оправляются домой.

— Но куда мы идем, Лорд?

— В лес, — ответил Силберхатт, — куда еще? Если эта летающая штука — то, что я думаю, то, брат-медведь… Боже, если это так!.. — Он раскинул руки и издал оглушительный клич.

— А что потом, Лорд? — спросил Кота’на.

— Потом? — Глаза Силберхатта были глубоки, как межзвездное пространство. — А потом, Кота’на, Материнский мир может оказаться ближе, чем я думал.

Де Мариньи приземлил Часы на поляну возле пруда. Почему-то вокруг этого пруда отсутствовала растительность, и если бы де Мариньи был более наблюдательным, то, пока Часы медленно заходили на посадку, смог бы заметить необычные синие отблески, говорящие о присутствии чего-то или кого-то в воде. Прежде чем выйти из безопасных Часов наружу, он осмотрел лес вокруг — ни малейшего движения, даже птицы не поют. Это тоже могло бы послужить ему предостережением — хотя бы чуть-чуть, — но чего здесь можно бояться? Он ведь выйдет только на минуточку и не будет отходить от Часов дальше, чем на шаг или два.

Он приземлился здесь, подальше от лагеря первобытных людей, замеченного им с высоты, по трем причинам. Во-первых, он хотел, чтобы гуманоидные обитатели этого мира успели обдумать то, что увидели, успели убедиться, что Часы не принесли им никакого вреда, и уже после этого он сможет взглянуть на них поближе, а то и попытаться войти в контакт. Во-вторых, предприняв, казалось бы, тысячи попыток покинуть чужой мир, в который попал по ошибке, он устал. Все его усилия убраться отсюда ни к чему не привели, лишь подчеркнули, что он еще новичок в управлении Часами, и теперь он хотел отдохнуть и телом и душой, чтобы набраться сил и попробовать снова. Ну и, в-третьих, этот пруд так и манил освежиться, поляна выглядела мирной и уютной, и сам лес, казалось, обещал надежно укрыть за своими зелеными стенами, как леса на Земле.

И только выйдя из открывшейся передней панели Часов, де Мариньи с тревогой заметил, что почва на поляне какая-то странная, на ощупь она была сухой и безжизненной. Пройдя около двенадцати шагов, он оказался у кромки воды и опустился на колено, не обратив внимания на то, что, как только он это сделал, вся поляна словно бы замерла еще больше. На поверхности пруда не было ни малейшей ряби, однако она не отражала склонившегося над водой человека. Он замер, его рука остановилась в нескольких дюймах от странной воды с синими отблесками, и тишина ощутимо усилилась. Только теперь он почувствовал напряжение в воздухе — напряжение взведенной ловушки, готовой захлопнуться!

В неистовой попытке оказаться как можно дальше от пруда, внезапно сделавшегося ужасающе живым, он отскочил от воды, но споткнулся на крошащейся земле. Водная поверхность пенилась, аморфные и неуклюжие куски синевы отделялись от нее, ползли по ботинкам де Мариньи и цеплялись к его ногам сквозь тонкую ткань брюк. Этих созданий с синей кровью были тысячи — не то ящерицы, не то пиявки, восьми дюймов длиной, похожие на плоских червей или на разжиревших головастиков.

Вода, казалось, вскипела от обилия этих существ, чей лютый голод высосал жизнь из этой поляны. Де Мариньи отдирал их от израненных ног, яростно лягаясь, изо всех сил пробиваясь к Часам, стоящим позади него. Чем дальше он отходил от пруда, тем с меньшей уверенностью ползли за ним ужасные создания, однако их лишенные век красные глаза злобно наблюдали за ним, а челюсти с бритвенно-острыми зубами жадно распахивались. Наконец де Мариньи оторвал от ног последних существ, поднялся на ноги, повернулся было к Часам, но тут же опять споткнулся и упал прямо в руки порождения самых кошмарных снов!

Ужасная фигура с головой волка обхватила его руками, бешеные волчьи глаза уставились прямо в его искаженное страхом лицо. Де Мариньи разглядел, что это человек, одетый в шкуру животного, и что он не один — остальные, одетые так же, стояли вокруг Часов, спокойно глядя на него. Они были похожи на краснокожих индейцев Земли, и в их глазах, смотревших из волчьих голов, можно было прочесть что угодно, только не дружелюбие.

Собрав все силы, де Мариньи вывернулся из бронзовых рук, что держали его будто тиски, и бросился к светящейся зеленым открытой панели Часов, но на полпути его встретил обух томагавка и отправил в черную яму забвения…

Он возвращался в сознание медленно и мучительно. Глаза под закрытыми опухшими веками будто бы затянуло матовым стеклом. Попытавшись их открыть, он еле сдержал крик боли и оставил это занятие, попробовав сконцентрироваться на восстановлении ориентации. Это оказалось совсем нелегким делом из-за пульсирующего рева в ушах, вместе с которым накатывали красные острые волны боли и мучительная тошнота. По мере того как его разум прояснялся, он пытался вспомнить, где он и что с ним случилось, но даже от столь незначительных усилий казалось, будто внутри черепа разливается кислота.

Красное пламя перед глазами постепенно спадало, уступая место болезненному холоду в костях и сведенных мышцах. Он сдержал рвотный позыв и попытался облизать запекшиеся губы, но язык наткнулся на что-то сухое и лишенное вкуса, рот был чем-то забит. Медленно и осторожно он повернул голову, отчего та начала кружиться, освободив рот, и выплюнул кровь, песок и что-то похожее на зуб, затем попытался вдохнуть. В одну ноздрю забился песок, а вторая была вся липкая и теплая от крови.

Де Мариньи охватил гнев на оцепеневшее вялое тело, которое не повиновалось его командам, и на глупую голову, в которой не было ответов на его вопросы. Где он, черт побери, находится? Что произошло? Кажется, он лежит лицом вниз не то на крупном песке, не то на рыхлой земле.

К нему стала возвращаться память, перед глазами промелькнула вереница ярких картинок: поляна в лесу, пруд с пиявкоподобными тварями, варвары с волчьими головами, стоящие вокруг Часов Времени.

Часы Времени!

Если с ними что-то случилось…

Он поднял голову, чтобы вытряхнуть из зубов песок, затем попробовал прикусить губу и убедился, что это принесло очередную волну боли. Он поморгал и, несмотря на боль, обрадовался слезам — они промыли глаза, и он чуть не ослеп от дневного света. Пусть в этом мире он был и неярким, но де Мариньи казалось, что вокруг сверкают тысячи ярких молний.

Немедленно вернулась тошнота, заставив его закрыть глаза. Только что увиденный им пейзаж — зеленые тени над песчаной поверхностью — сменился тупыми пульсирующими красными волнами, стон боли и отчаяния сорвался с его разбитых губ. Очень похоже, что после того, как он потерял сознание, его жестоко избивали.