По широкой лестнице мы поднялись на третий этаж. Пролеты и площадки были чистыми. Штукатурка не облупливалась, не было черных жженых пятен от спичек. Все лампочки были на месте.

Приятно жить в таком доме.

На площадке третьего этажа было всего две двери.

— Квартиры многокомнатные, — понял я. — С удобствами.

Крис позвонил в дверь слева, и из нее тут же вышла жена Криса — Линда, похожая на киноактрису Инну Чурикову.

Интересно было посмотреть, как живут люди в другой стране. В коридоре имелось несколько дверей, и, что примечательно, — лестница, которая вела на следующий этаж.

— Я пойду переоденусь, а ты пока располагайся, — сказал Крис и поднялся по лестнице наверх.

Размеры многокомнатности и удобств превзошли все мои ожидания.

Из кухни раздавался железный и фарфоровый стук. Это Линда раскладывала по тарелкам макароны с сыром.

Я стал располагаться — снял кроссовки, прошел в гостиную и сел на диван. Кроме дивана здесь был невысокий шкафчик типа «секретер», три стула и треугольный стол. На полу лежал красный ковер с индонезийским узором.

Окно в гостиной было одно, зато чуть ли не во всю стену. За окном пролетали чайки и шевелились голые вершины дубов.

Тут в комнату вошел Крис. На нем снова был свитер с треугольничками, но новее, а джинсы — без заплат. В руках он держал тапочки.

— Ну, как тебе у нас? — спросил Крис и кинул тапочки на ковер передо мной.

— Нравится, — сказал я, обуваясь — Есть ощущение уюта. Только не пойму, зачем треугольный стол?

— Так ведь три человека обедать будут.

— Ну, а вдруг четвертый придет? Неожиданно.

— А мы тогда квадратный стол принесем. Из кухни. А наверху у нас еще один есть. Пятиугольный.

Крис постелил на стол специальную треугольную скатерть и принес из кухни тарелки с обедом. За ним шла Линда с вилками.

Мы расселись перед тарелками, но хозяева пока вилок не брали. Минуту мы сидели в молчании, будто перед дальней дорогой.

— Ну, — наконец сказал Крис, — с Богом!

За едой я начал было что-то рассказывать, но Крис так задвигал бровями, что я сразу же умолк. Разговаривать во время обеда тут было не принято.

Через десять минут в наших тарелках не осталось ничего кроме масла. Если бы я был дома, я бы, конечно, отломил ломоть хлеба и прошелся им по тарелке. Но здесь приходилось смириться с мыслью, что добро пропадет зря.

— Ну, поели! — сказал Крис. — Так, что ты там говорил?

Смутившись, я стал рассказывать какой-то бородатый анекдот. Но Крису и Линде он неожиданно понравился. Они, в свою очередь, описали свою недавнюю поездку на индонезийский остров Бали.

— А-то с балийскими скворцами работаем, а о Бали ничего не знаем, — смеялся Крис.

Мы посмотрели фотографии, которые изображали Криса и Линду сидящими на слоне, стоящими у подножья вулкана и плывущими на паруснике.

— Да и мне уплывать пора, — сказал я. — Время уже.

Прощаясь, мы обменялись адресами.

— Я тебе буду на русском писать. — сказал Крис. — Хочу изучить язык Чехова и Пушкина.

— А я буду отвечать на английском, — продолжил я. — Все-таки это язык Милна и Кэррола.

И мы переписываемся до сих пор.

Первый снег выпал за несколько дней до нашего отъезда. Зато падал он снежинками крупными, как мячики для пинг-понга.

Кумар брал снег в горсть и изумленно смотрел, как он тает в его коричневых руках. До этого ни он, ни Део, ни Наянго снега не видели.

Я хвастался тем, что в России снег лежит почти круглый год, но хвастаться этим, конечно, было глупо. Потому что наступили наши последние дни на Джерси.

В тот день, когда выпал снег, улетел Томи. Как-то сразу, не попрощавшись, исчез он из усадьбы.

Я стал почти все время проводить с однокурсниками — будто мог этим удержать их на острове.

Наянго провожали весело, ехали с песнями до самого аэропорта.

А через день в усадьбе остались только я и Део.

Когда настало время ужина, мы по привычке сели за разные столы, но я быстро перебрался к Део. Ужинать вдвоем было грустно до слез.

— Не кисни, чувак, — советовал Део, — все будет пучком.

— Я не кисну.

Чтобы я не проспал свой самолет, Олуэн принесла мне огромный будильник, похожий на барабан. Из железных чашечек, по которым бил молоточек, при желании можно было пить кофе.

— Это проверенный будильник, — сказала Олуэн. — С ним еще никто не проспал.

Действительно, утром он устроил такой перезвон, что из зоопарка отозвались лемуры-вари.

Гремя сумками, я скатился в кухню, где меня уже ждал Фа.

— Ничего не забыл?

— По-моему, нет.

Мы уже залезли в маленький Фольксваген-жук, когда из усадьбы выбежал Део, одетый в голубую пижаму.

Я вышел из машины, и мы обнялись с Део на прощание.

Когда машина доползла до поворота на шоссе, я обернулся и посмотрел назад. Део все стоял в тапочках на снегу, и на его голубую пижаму опускались снежинки крупные, как мячики для пинг-понга.