– Уверен, в глубине души ты искренне полагал, что девяносто четыре года – вполне достаточный срок. Тем более что милая Элеонора уже не могла обслуживать себя и тебе, как наследнику, пришлось бы ухаживать за ней, тратить силы и деньги.

Стрини был сам не свой от страха.

– Учитывая возраст покойницы, врачи не стали углубляться в причины, вызвавшие рак. Никто ничего не заподозрил. Поэтому я знаю, о чем ты сейчас думаешь: о том, что ты никому об этом не рассказывал, даже своей жене. Но я бы на твоем месте не слишком ломал голову над тем, откуда об этом знаю я. И поскольку неизвестно, доживешь ли и ты до девяноста четырех лет, советую тебе не тратить времени зря.

– Ты меня шантажируешь?

Эрриага подумал, что Стрини не так уж и умен, раз ему приходится растолковывать такие очевидные вещи.

– Я уже говорил вначале, что хочу сделать тебе подарок. – Он помолчал. – Этот подарок – мое молчание.

Стрини перешел к практической стороне дела:

– Чего ты хочешь?

Батиста порылся в кармане, вынул листок бумаги, ручку и записал номер телефона.

– Можешь звонить мне в любой час дня и ночи. Мне нужно знать заранее все результаты анализов ЛТА по делу Римского монстра.

– Заранее?

– Именно так, – кивнул Эрриага, поднимая взгляд от листка.

– Почему заранее?

Теперь началось самое трудное.

– Потому что я могу попросить тебя уничтожить улики.

Эксперт откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку:

– Черт, ты не можешь требовать от меня такого.

Эрриага оставался невозмутимым.

– После смерти бабушки ты хотел кремировать тело, правда? Но Элеонора была так набожна, что приобрела нишу в склепе на кладбище Кампо Верано. Какая выйдет неприятность, если кто-нибудь эксгумирует тело и начнет искать следы столь необычного яда, как диметилртуть. Я даже уверен, что к тебе обратятся за консультацией, ведь в лабораториях ЛТА несложно найти подобные вещества.

– Заранее, – согласился Стрини.

Эрриага одарил его еще одной из своих знаменитых ухмылок гиены:

– Рад, что мы так быстро друг друга поняли. – Он взглянул на часы. – Думаю, тебе пора: работа ждет.

Леопольдо Стрини на мгновение заколебался. Потом встал и пошел к кассе оплатить счет. Эрриага был настолько доволен, что встал со своего стула и пересел на место эксперта. Схватил недоеденный бутерброд с котлетой и уже собирался откусить кусок, плюя на холестерин и высокое давление, когда его внимание привлек телевизор с выключенным звуком.

В этот момент показывали, как комиссар Моро делает заявление перед толпой журналистов, в двух шагах от того места в лесу, где нашли скелеты. Со вчерашнего вечера Эрриага видел эту сцену раз десять, поскольку по телевизору ее то и дело передавали. Но до этого момента он не обращал внимания на то, что происходило за спиной комиссара.

На заднем плане молодая женщина в полицейской форме перекрестилась наоборот – справа налево, сверху вниз.

Он знал, кто эта женщина. Три года назад она была одной из главных фигур в очень важном расследовании.

Какого черта она делает? Зачем этот жест?

Она или очень хитрая, или очень глупая, подумал Батиста Эрриага. В том и в другом случае она определенно не знает, какой опасности подвергает себя.

3

Новость поступила в редакции во второй половине дня.

Следователи распространили ее, чтобы хоть чем-то утешить публику, но также и затем, чтобы история с обнаружением останков молодой пары, путешествовавшей автостопом, отошла на задний план.

Диана Дельгаудио, девушка, чудесным образом выжившая после удара ножом в грудь и ночи под открытым небом, пришла в сознание и способна к общению. Написала записку. Одно слово.

«Они».

Горькая правда, однако, заключалась в том, что сознание Дианы прояснилось едва-едва и на короткий момент, а потом девушка снова впала в состояние кататонии. Для медиков это было нормально, они не питали особых надежд. Трудно было ожидать, чтобы такой проблеск обернулся стабильным улучшением. Но люди уже заговорили о том, что Диана выздоравливает, и ни у кого не хватало духу это опровергать.

Кто знает, какими кошмарами полнится сон, в который погружена девушка, думала Сандра.

Слово, которое Диана написала на карточке, тоже могло оказаться частью бреда. Что-то вроде безусловного рефлекса: так, если бросить мячик, кататоник поймает его на лету.

Врачи пробовали снова давать Диане ручку и бумагу, но это ни к чему не привело.

Они, размышляла Сандра.

– Следствию это никак не поможет, – заявил Креспи. – Доктора говорят, что слово могло быть связано с каким угодно воспоминанием. Может быть, ей на ум пришел эпизод из прошлой жизни, где какие-то «они» участвовали, вот она и написала это слово.

В самом деле, то не был ни ответ на вопрос, ни реакция на то, о чем говорили между собой медсестры в тот момент, когда Диана выводила на карточке каракули.

Девушки просто обсуждали жениха одной из них.

Один журналист предположил, что слово «они» может означать, что в сосновом лесу под Остией в момент нападения мог присутствовать кто-то еще. Но Сандра отметала такую гипотезу: все, что она фотографировала, особенно следы шагов на земле, ясно указывало на то, что действовал один человек. Разве что его сообщник умел летать или перепрыгивал с дерева на дерево… Журналисты вечно несут всякую чушь.

Таким образом, слово не попало в список вещдоков и данных, красующийся на большой доске в оперативном штабе ЦОС.