Теперь, после всего, что произошло, я знаю, что базовые эмоции – неинтересные и безвкусные, они – безумец с издевательским смехом.

Я тоже иногда смеюсь, но мой смех истерический. Реакция на стыд, страх, боль, ненависть. Все разные чувства смешались в одно, краски превратились в шестнадцать нюансов белого. Если смешать желтое и синее, получится зеленое. Дружба? Ревность? Нежность? Любовь? Сочувствие? Счастье?

Больше всего я скучаю по счастью, вмещающему все эмоции сразу, с массой радости и щепоткой удивления.

Счастье – это совершенная смесь, но только ни у кого нет рецепта. В те рождественские дни у дедушки я была счастлива. Я смеялась, и говорила маме вещи, не задумываясь, только потому, что она хотела их услышать. Лина получила рацию в подарок, и заставила меня идти по снегу, чтобы проверить, на каком расстоянии она принимает сигнал.

Проверив, мы построили снежную крепость, зажгли в ней свечу, потом делали ангелов на снегу и кидались снежками в озеро.

После прогулки я ела марципан в шоколаде. Это было даже вкусно. И хлебцы с ветчиной с горчицей – нет ничего вкуснее. Дедушка велел мне слушать внимательно, когда Юсси Бьёрлинг пел о слезах и несчастной любви.

За три дня мне если и было грустно, то всего пару мгновений, страшно мне не было ни разу, это Рождество было по-настоящему счастливым. Ночь накануне Рождества, Рождество и второй день после Рождества.

А потом все кончилось. Если смешать все цвета в палитре в один, сначала получится грязно-коричневый, а в конце черный. На четвертый день мама разбудила меня в семь утра. Звонил Клаес Фагерман. Они с мамой говорили минут десять. Он извинялся за ранний звонок, мама извинялась за то, что меня разбудила, но мне нужно ехать в психиатрическое отделение Дандерудской больницы, поскольку Себастиан пытался покончить с собой.

Двумя часами позже вертолет приземлился перед домом дедушки на пустырь рядом с озером, подняв снежный вихрь. Я побежала с сумкой к дверям. Дедушка побежал со мной, но бег давался ему с трудом. Я села рядом с пилотом. Дедушка поболтал с ним. Пилот сказал, что отвезет меня «в город», а оттуда машина доставит меня в больницу. Клаес не в больнице, но он передал, что «благодарен за мою помощь» и «у него дела», я особо не слушала.

Себастиан пытался покончить с собой.

Дедушка сделал странное движение головой, поцеловал меня в щеку и попрощался.

Только сев в вертолет, я подумала, что никто не спросил меня, хочу ли я ехать в больницу к Себастиану. Но что бы я ответила? «Нет, он сам справится?»

Конечно, я должна была поехать. Как же иначе?

У Себастиана были перебинтованы запястья, из одной руки торчала игла капельницы. Одет он был в светло-голубую больничную сорочку. Увидев меня, он разрыдался. Я присела рядом, встала, перешла на другую от капельницы сторону, легла на койку рядом с ним и тоже заплакала.

– Они подозревают передозировку, – краснея, рассказала мама. – Ты нужна ему, Майя.

Мама была озабочена и расстроена, но не только. Папа странно смотрел на меня. «У нас такая взрослая дочь, – говорил этот взгляд. – Она не боится брать ответственность. У них с Себастианом проблемы, но она понимает, что должна поддержать его в сложную минуту!»

Родители знали, что мы расстались, но сложность ситуации заставила их забыть об этом. Из-за чего бы мы ни поссорились, важнее было помочь Себастиану, оказавшемуся в трудной ситуации. Они гордились мной, мама и папа. Гордились, несмотря ни на что. Но я не была взрослой, не была смелой, я изменяла Себастиану и бросила его, потому что «меня все достало», и лежала рядом с ним и рыдала, потому что не знала, хочу ли я быть здесь.

Я была напугана. Напугана осознанием того, что он мог умереть, что от смерти нас отделяет один удар сердца. Я взяла его руку в свою, сжала поверх бинтов, чтобы почувствовать движение крови в его венах. Никогда в жизни мне не было так страшно. Себастиан мог умереть. Из-за меня. Я предала его.

– Прости меня, – прошептала я ему в шею – туда, где бился пульс. Я не знала, как ему помочь. Все, что я могла, это попросить прощения. Как убедить человека перестать желать себе смерти? Сказать, что обещаю любить его вечно, что никогда больше не оставлю его.

Я лежала рядом и слушала его рассказ. В ночь накануне Рождества Себастиан тусил.

Деннис, как всегда, крутился неподалеку с новыми наркотиками. Когда приехала «скорая», он быстренько свинтил. Себастиана подобрали на тротуаре перед магазином «Урбан Аутфиттерс» на улице Библиотексгатан. Врач сказал, что звонок был анонимный. Но Себастиан не винил Денниса. Тому сообщили, что он может оставаться в Швеции только до окончания школы, а затем будет выслан из страны. Из приюта убежать было проще, чем из тюрьмы, так что он не мог рисковать попасться на наркотиках, особенно сейчас. Себастиана отвезли в реанимацию с подозрением на передозировку. Отец навестил его в больнице, но пробыл там только двадцать минут. Сутки спустя медбрат нашел Себастиана в туалете. Зеркало было разбито, из-под закрытой двери вытекала кровь. Себастиан потерял много крови. Его перевели в психиатрическое отделение. Мне позвонили не сразу – не хотели портить мне Рождество. Клаес разговаривал с врачом. Это Себастиану рассказали медсестры.

– Это врач посоветовал ему не навещать меня? – спросил он. – Сказал, что мне нужен покой? Это врач так сказал?

Он ждал от меня ответа, но я молчала. Потому что не хотела, чтобы он злился. Но он все равно разозлился, хотя я молчала, и сказал: «Ты не знаешь, о чем говоришь. Мой отец занят. Ему нужно управлять компанией, а не сидеть здесь в больнице без дела». Себастиан несколько раз повторил, что его отец занят, и что я должна это понять, а я продолжала молчать, потому что оба мы знали, что это неправда.

Клаес был бы здесь, если бы это случилось с твоим братом, думала я, но свои мысли не озвучивала. Потому что брат Себастиана не стал бы убивать себя. Лукас был образцовым сыном.

Но потом у меня все-таки вырвалось, что Клаес должен был быть здесь, что все нормальные отцы так делают и что он поступает неправильно. И Себастиан пришел в ярость. Но у него не было сил кричать. Вместо этого он плакал. «Папа не такой, как все», – прошептал он умоляющим голосом, вынуждая меня согласиться, и больше ничего не говорил, а я не хотела его расстраивать.

Мы заговорили о его маме.

– Они не смогли с ней связаться. Я просил их. И не думаю, что папа ей позвонит. Не по такому поводу.

– Но почему? – спросила я. – Почему бы ему ей не позвонить? Почему вы никогда не видитесь? Почему она вас бросила?

На этот раз Себастиан остался спокойным.

– Я не знаю, почему она нас бросила, – сказал он. – Папа говорит, что это он ее выставил, но иногда мне кажется, что она сама ушла. Не знаю, хотела ли она взять нас с собой или нет, но Лукас не хотел переезжать, и я тоже отказался, и папа никогда бы не позволил ей…