— Да, французы, они видят женщину, она улыбается ему, он сразу хочет отыметь ее, але оп! — покорным голосом добавила Флоранс.

— Да, ребята, самое главное то, что французские женщины куда более женственны, чем французские мужчины, — сказал я, намекая, что в их же интересах сменить тему разговора.

Мой комплимент предназначался для Флоранс, но отреагировала на него Мари:

— О! Enfin![132]Хоть один из вас сказал что-то приятнае. — Она схватила меня за руку и чуть ли не повалила с ног, желая обнять в знак благодарности. — Пол, хон знает, чут-чут лести — и француженка пакарена.

— Да, теперь ты скажи что-нипуть приятное, — задабривая Иена ласковым взглядом, попросила Флоранс.

— Да, так и есть. — Иен наконец-то отыскал подходящие слова. — Бесспорно, француженки женственны и не слишком подвержены идеям феминизма. Ну вот на работе, например, они умеют завоевать уважение, не обвиняя мужчин в дискриминации. У нас в кадровом отделе есть женщина…

— Кто? Сандрин? — вмешался Боб.

— О! — То, с каким вожделением Дейв только что вздохнул, вызвало всеобщий интерес к этой женщине.

— Да, но она не скрывает этого, — продолжал Иен. — И если ты скажешь ей, что она отлично выглядит, она не отправит тебя на суд по трудовым спорам, обвинив в сексуальном домогательстве. Она просто поблагодарит и спросит, не хочешь ли ты заглянуть на семинар по планированию рабочего времени.

— С ней готов в любое время!

— Дай пять! — Ребята обменялись одобрительным хлопком по ладоням, а я чувствовал себя тренером по бегу на роликовых коньках, на глазах у которого воспитанники в очередной раз неудачно вписались в фонарный столб. Боб даже не догадывался о том, что делает все возможное, чтобы сегодня покинуть бар в одиночестве, а не в компании какой-нибудь привлекательной француженки. Его рубашка с коротким рукавом ерзала, открывая взору покрытый пушком живот, шумный разговор уже не совсем трезвого мужчины был напрочь лишен каких бы то ни было дипломатических тонкостей — налета женственности, именно так он воспринимал то, о чем я сейчас говорю, хотя это больше всего и нравится парижским девушкам. Он был вполне симпатичным, но слишком выпирающая английская неуклюжесть помешала бы ему уложить в постель хоть одну из встречавшихся мне парижанок. За исключением случая, если бы он был несметно богат и знаменит. При таком раскладе девушки сами носились бы за ним.

Все это огорчало меня.

— Ребята, мне жаль, но, похоже, мне пора, — сказал я.

Напиться, когда Мари определенно поджидает подходящего момента, казалось мне слишком рискованным. Уж лучше отправиться домой, пока я еще в состоянии контролировать, возвращаюсь ли я один.

— О! Да! Давайте переместимся в другой бар. 3 музыкой, может быть, з танцами!

Мари уже покачивала бедрами, да так, что я чуть было не вылетел в окно, когда она толкнула меня.

— Да ладно, замолкай и наливай, Пол! Кто еще будет переводить для меня ход занимательной беседы об интимном? — Рука Боба по-дружески легла мне на плечо и словно клещами притянула обратно к стулу.

Выходя на морозный свежий воздух спустя еще какое-то время, я почувствовал напор, с каким решительная длань Мари обхватила мой зад. Похоже, мне открывалась тайна — теперь я понимал ощущения улитки, которую вот-вот уложат на решетку барбекю.

Каково же было мое облегчение, когда девятью или десятью часами позже я проснулся в собственной постели, да еще и в одиночестве. Крепкий кофе и отсутствие головной боли доставляли мне невероятное удовольствие. В нижней части тела, прикрытой простыней, я ощущал некую расслабленность, но это вполне нормально, учитывая ту встряску, что мой бедняга получил прошлым вечером. Я взглянул на него — да, он выглядел таким же сморщенным, как любимые сосиски де Голля.

— Un toast ou deux?[133]— раздался голос с кухни.

— Deux![134]

Звук ножа, намазывающего масло на булку, — и вот обнаженное женское тело приблизилось ко мне с подносом в руках. Было что-то забавное в том, как поднос делил туловище пополам — голая грудь сверху, аккуратно подстриженные волоски снизу. Это выглядело провальной попыткой прикрыть собственную скромность.

— Вот булка, еще кофе и un oeuf à la coque.[135]

— Спасибо, Мари.

Да, я провел с ней ночь. И кроме всего прочего, именно от меня исходила инициатива.

Второй бар, куда она нас затащила, оказался пародией на колониальный стиль. Там я остро ощутил, что с моей стороны будет честно объяснить Мари, что она обратилась не по адресу, рассказать ей обо всем — об Алексе, Жан-Мари и maison. И вместо того чтобы тащить меня на танцпол, она села и спокойно выслушала меня.

— О! Не вижу в эдом никакой проблемы, — сказала она, когда я подошел в своем рассказе к истории с атомной электростанцией. — Я работаю ва-банк.

— Ва-банк?

— Да. В «Креди де Франс».

— Ах, в банке! Ну да, конечно. — Клянусь, в тот момент мне показалось, что в голове у меня щелкнуло, как будто кто-то нажал на выключатель, включая лампочку. — Ты работаешь в банке? — Неожиданно я воспрянул духом, представив себе открытый сейф, из которого непрерывным потоком сыпались деньги; на эти деньги я мог бы и десятипроцентный депозит вернуть, и найти кандидата, способного обойти Жан-Мари в избирательной гонке, и, возможно, построить безопасную для экологии города Тру ветряную электростанцию.

— Да, и могу даать тебе… как ты говорил? Conseils?

— О! Совет. — Значит, все-таки не деньги. Паруса моих надежд сдулись, как автомобильная шина, по которой прошелся нож пьяного охотника.

— Да.

Мари пустилась в объяснения, и все это казалось мне вполне убедительным. С каждой минутой я обожал ее все больше и больше.

Мне оставалось выяснить только одно: участвует ли она в завтрашнем марше против войны в Ираке?

— Нет, я не иду. А что? Ты тумаешь, что американцев и бриитанцев остановит какой-то марш протеста в Пари? Ну нет. «Паришане не хотят войны, мы должны остановиться!» — так они не подумают. — Мари производила впечатление военного стратега-американца, которому абсолютно наплевать на мнение французов о надвигающейся войне в Ираке.

— Но ты на чьей стороне: вашего Ширака или нашего Блэра?

— Пффф! Quelle différence?[136]Все политики одинаковы, отличаются только цветом, как, например, дерьмо отличается оттенком. Фу! — Она сплюнула, будто пытаясь отделаться от неприятного вкуса во рту.