Фирменные бланки для нот протеста, недавно поступившие в пользование дипломатам и несказанно облегчившие труд разнообразных канцелярий, были скопированы с формуляра отчета об автомобильной аварии, применяемого страховыми компаниями. Несколько высокопарные формулировки, отработанные для различных видов страхового случая, красовались на бланках радующим глаз курсивом, так что от руки требовалось заполнить только графы для даты, существа и места якобы имевшего место нарушения договора, потерпевшей стороны или нарушенных статей законодательства. Имелось пять категорий нот: F (дружественная), С (холодная), S (острая), G (серьезная), G2 (очень серьезная) и GS2 (серьезная и очень острая). Как правило, дипломатические осложнения состояли в обмене бланками протестов — как единичными, так и в полном диапазоне, от F до GS2; к тому времени, когда наступал черед G2 или GS2, событие, вызвавшее первоначальный протест, превращалось в принятый всеми fait accompli. Путанные закодированные инструкции, направлявшиеся в былые времена правительствами своим посланникам, были теперь низведены до уровня лаконичных депеш, черпавших лексикон из популярной карточной игры, причем чаще всего звучало указание «срежь его через одно».

Итак, небо расчистилось, но лишь в фигуральном смысле. Настоящее облако — то, которое выглядело на фотографии капитана Богаренко как хитро закрученная спираль, свернувшаяся, подобно змее, над мертвым городом, — продолжало лишать людей покоя. Рассеется ли оно, расширится или улетит восвояси? А если улетит, то в каком направлении? Несмотря на бодрые высказывания экспертов, высмеивавших страхи, будто радиоактивное облако, замеченное больше месяца назад над Уралом, может повлиять на климат Западной Европы, суеверное общественное сознание продолжало усматривать загадочную связь между супер-взрывом и необычной погодой.

Наконец, 2 октября самые теплые осенние деньки за всю историю наблюдении за погодой окончились. Хлынул обильный дождь, температура упала до нормы, метеорологи-статистики из фракции «нормальных» повыползали из нор и принялись доказывать, что если начинать отсчет от последнего зимнего солнцестояния, то сумма осадков и средняя температура в тени будут ближе к идеальным средним значениям, нежели когда-либо после 1903 года. К несчастью, спустя две недели после первого дождя среди общественности, и так уже страдающей нервным расстройством, стала сеять новую тревогу доныне незнакомая форма гриппа. Болезнь чаще всего протекала следующим образом: сперва трехдневное недомогание с обычными симптомами простуды, сопровождаемое, правда, повышением температуры. Затем как будто наступало выздоровление, и так продолжалось десять-пятнадцать дней, причем пациент ощущал в этот период прилив возбуждения, словно под воздействием наркотика. Третья, последняя фаза характеризовалась рвотой, невыносимыми головными болями и нарушениями зрения невралгического характера: поле зрения пациента словно разрезалось пополам по горизонтали или по вертикали; в одной половине все оставалось нормальным, во второй же становилось размытым и искаженным или вообще пропадало. Эти симптомы тоже наблюдались от десяти до пятнадцати дней, после чего, как утверждали все переболевшие, наступало полное выздоровление. Смертность от новой болезни оставалась низкой, а в тех немногих случаях, когда смерть все-таки наступала, ее вызывали либо осложнения, либо общая слабость организма.

К сожалению, одним из первых заболевших новым гриппом был капитан Богаренко, который, как выразился американский телекомментатор, «проглотил больше супа из редиски, чем любой другой человек на Земле». Это породило новую волну суеверных слухов, столь упорных и широкоохватных, что очередную эпидемию окрестили «болезнью Богаренко», как ни протестовали светила медицинского мира, утверждавшие, что радиоактивное заражение никак не может вызвать подобной симптоматики. Вскоре Кроненбергу и Диетлу из Института Джонса Хопкинса удалось выделить вирус «болезни Богаренко»: оказалось, что это вирус с нетрадиционным поведением, вызванным бесконечными антибиотиками и необходимостью сопротивляться им путем выработки устойчивых штаммов. Таким образом, необоснованность обывательских страхов была вновь доказана самым убедительным образом.

Несмотря на это, обыватель продолжал нервничать и испытывать страх; страх еще больше усилился, когда в начале ноября предусмотрительное британское правительство решило бесплатно снабдить каждого обладателя карточки Государственной Регистрации карманным счетчиком Гейгера и противорадиационным зонтиком. Как объяснил министр внутренних дел в первом из серии радиообращений, эта чисто профилактическая мера была направлена на то, чтобы приучить население к мышлению в терминах современной войны и внушить ему чувство уверенности и безопасности. «Все вы помните, — сказал он в заключение, — каким дьявольским неудобством было таскать противогазы всю последнюю войну, хотя возможности воспользоваться ими так и не представилось. Надеюсь, что и эти новые игрушки окажутся столь же бесполезными. Тем не менее рассчитываю, что вы станете держать их под рукой и в должном состоянии, хотя бы потому, что они стоили немалых денег, а деньги эти уплатил, в конечном счете, налогоплательщик, то есть вы сами».

Эта речь вызвала гневные протесты со стороны епископов и других служителей церкви из-за беспрецедентного использования слова «дьявольский» по радио. «Где мы окажемся, — писал архиепископ Кентерберийский, — если министры кабинета станут подавать нации примеры сквернословия?» Вопрос рассматривался в Палате общин, причем несколько молодых лейбористов пытались защитить речь министра на том основании, что выражения вроде «дьявол», «пошел к дьяволу», «какого дьявола» так прочно укоренились в американской разговорной речи и, следовательно, в художественной литературе, что их вряд ли можно продолжать числить как примеры сквернословия. «У нас не Америка», — ответило несколько голосов сразу. В конце концов извиняться пришлось и министру внутренних дел, и Британской радиовещательной корпорации; все были удовлетворены, и история быстро забылась.

К Франции это, однако, не относилось: там несколько предприимчивых частных фирм развернули производство счетчиков Гейгера и противорадиационных зонтиков и принялись активно ими торговать. В отличие от громоздких, неудобных британских счетчиков, походивших на дедушкины карманные часы на цепочке, французские модели напоминали перьевые ручки (для мужчин) и губную помаду или пудреницы (для женщин). Одна фирма даже выпустила их в виде браслетов для надевания на лодыжки, которым полагалось щелкать, как кастаньетам, при регистрации радиоактивности. Что касается солнечных и дождевых зонтов — тут моделям и расцветкам не было предела, а поскольку действие этих зонтиков зависело от встроенной электросхемы, которой полагалось поглощать или отталкивать зараженные частицы, то логика подсказала использовать ток одновременно для питания встроенного радиоприемника.

Никогда еще бульвары не приобретали столь очаровательного вида, как в эти солнечные дни конца ноября, когда толпы гуляк шествовали под кокетливыми зонтиками, сопровождаемые приглушенным музыкальным щебетом радиовещания, напоминая движущиеся фигурки на циферблате музыкальных часов. Мало кого волновало, что чувствительные счетчики постоянно попадали впросак и показывали смертельные дозы радиации всякий раз, когда поблизости начинал работать пылесос или холодильник. Зонтики, со своей стороны, упорно заряжали своих хозяев статическим электричеством, разряжавшимся в виде трескучих молний при рукопожатиях, поцелуях и прочих телесных соприкосновениях. Для карикатуристов и поэтов-песенников это было, разумеется, подарком с небес; на первое место в хит-параде сезона вышла песенка «Мое радиоактивное тело».