Простая встречаемость ситуации без ясно выраженных связей, как оказалось, вызывала небольшие изменения или совсем не вызывала изменений в вероятностях реакции. Опытный вариант испытания включал в себя тест, когда испытуемый должен был с завязанными глазами рисовать линии конкретной длины — 3 дюйма, 4 дюйма, 5 дюймов, — но не должен был указывать, какова длина нарисованной им линии. При таких условиях не наблюдалось систематических изменений ни в средней длине, ни в вариабельности нарисованных линий.

Изучавшийся тип связи можно проиллюстрировать таким примером: испытуемый должен был показывать какую-то цифру от 1 до 5 в ответ на слово-стимул, произносимое экспериментатором, например, на слово «картошка». Если этот тест не давал никакого результата, изменение вероятности было очень умеренным. Вероятность того, что испытуемый скажет «5» в следующий раз, когда снова услышит слово «картошка» (если он уже называл цифру «5» раньше), была выше случайной, но лишь незначительно выше. Ответ, за которым следовало поощрение (вознаграждение), явно усиливался в том смысле, что вероятность повторяемости этого ответа впоследствии заметно возрастала. Оказалось также, что усиление как бы несколько «размывалось» в направлении связи предшествовавшей и связи следующей за той, что получила поощрение — феномен, который называется «распространением эффекта», — и этот феномен интерпретировался как демонстрация непосредственного биологического эффекта поощрения. Степень поощрения значения не имела, и в самом деле, неожиданно сильное поощрение в некоторых случаях оказывало разрушающее воздействие на процесс научения вместо того, чтобы оказать особо значимый эффект.

Исследования показали, что научение происходит, хотя довольно медленно, даже в тех случаях, когда индивиду неизвестно, какой элемент в целом комплексе обстоятельств вызывает поощрение со стороны экспериментатора. В качестве примера могу рассказать об одной серии тестов, в которой я принимал непосредственное участие.

В начале декабря мне дали задание купить рождественские открытки всех видов, какие только я смогу найти в магазинах Нью-Йорка, по 4 открытки каждого вида. Эти открытки явились опытным материалом для тестов, с помощью которого было возможно вознаградить испытуемого за указание на некую не очень приметную деталь, встречающуюся в ряде различных почтовых карточек. В тот раз в качестве такого критерия для поощрения было выбрано наличие золотой краски в цветовой гамме открытки. Если экспериментатор поощрял выбор испытуемых, говоря: «Да, мне тоже нравится эта открытка», испытуемые начинали чаще выбирать такие открытки, в оформлении которых использовалась золотая краска, не сознавая при этом, что эта краска является основанием для их выбора, но это был медленный и долгий прогресс. Он немного напоминал эксперименты Скиннера, где голубей вознаграждали за то, что они крутились в кольцах или совершали какие-нибудь другие действия, которые казались совершенно не связанными с конечной для голубей целью — получением корма[14].

УСЕЧЕНИЕ ЗАКОНА ЭФФЕКТА

Возможно, наиболее удивительным результатом программы исследований научения, по крайней мере, в том, что касалось моего отца, явилось обнаружение того, что в этой экспериментальной парадигме наказание имело лишь малый ослабляющий эффект или вообще не оказывало ослабляющего эффекта. Кстати, подкрепление в результате образования связи, как оказалось, более чем компенсировало любое ослабление в результате образования связи, ведущей к наказанию. Был сделан вывод о том, что любой эффект наказания зависит от того, какие ответные действия испытуемых он сразу же вызывает. Если индивиды способны в тот же момент сделать что-то другое и получить за это действие поощрение, это означает, что они научаются, но научение имеет место исключительно благодаря поощрению, а не как результат предыдущего наказания.

Я не уверен, насколько мой отец осознавал, в какой мере полученные им результаты зависели от характеристик парадигмы, которой он руководствовался в ходе работы — от слабых и зачастую случайных связей, которые он пытался подкрепить. Я считаю, что одним из справедливых оснований для критики этих исследований являлась та достаточно специфическая обстановка, в которой демонстрировались эффекты. Однако я подозреваю, что отец, вероятно, полагал, что даже при более высоких уровнях мышления кумулятивный эффект подкреплений и вознаграждений закладывает тот фундамент, на котором строятся продуктивное мышление и интеллектуальная деятельность высшего порядка.

КРАТКИЙ ВОЗВРАТ К НАУЧЕНИЮ ЖИВОТНЫХ

Последний раз я принимал участие в экспериментах моего отца по научению летом, в период между окончанием колледжа и поступлением в аспирантуру. В то время отец ненадолго вернулся к работе с животными, опять с цыплятами, и я, выполняя обязанности экспериментатора, на собственном опыте испытал некоторые реальные трудности экспериментирования с животными. Я не знаю, насколько мои читатели осведомлены о кокцидиозе у цыплят. Эта проблема нанесла серьезный урон нашим подопытным. Наша собака способствовала дальнейшему уменьшению численности цыплят.

В целом отец в этих экспериментах использовал ту же парадигму, которая использовалась им во многих его экспериментах с людьми — задание, предполагающее многие возможности выбора без исходного указания на то, какая реакция рассматривается как правильная.

Профессиональный плотник изготовил для отца несколько различных моделей экспериментального устройства, поэтому они выглядели не так грубо, как устройства, использовавшиеся моим отцом в его ранних исследованиях, и предположительно должны были давать цыплятам явные подсказки. В каждом таком устройстве было несколько проходов, и если цыпленок входил в нужный коридорчик, его ожидало вознаграждение в виде загончика с пищей и компании остальных цыплят.

Наказание за неправильный выбор состояло в том, что цыпленка запирали в коридорчике, а потом снова сажали в коробку, которая служила отправной точкой. Снова было обнаружено, что после получения вознаграждения цыпленок с большей степенью вероятности снова выбирал тот же коридорчик, в который он входил раньше, однако после наказания цыпленок не проявлял тенденции впоследствии выбрать какой-нибудь другой коридор. Я обнаружил один факт, который не вошел в опубликованные результаты исследований и который заключался в том, что после наказания цыпленок начинал выказывать все большее и большее нежелание входить в любой из коридорчиков. Мне приходилось сидеть перед испытательным устройством и ждать, ждать в течение долгого времени, а в конце концов я был вынужден отмечать, что испытание «не дало никакой реакции». Поэтому я могу предположить, что если бы я был сторонником теории Скиннера, я мог бы сказать, что наказание действительно подавляет деятельность испытуемого, хотя и не переориентирует ответные реакции цыплят.