— Оттуда. Отсидел на зоне за наркотики, да его по амнистии выпустили. Ходит тута бритый весь, морда — во какая! — сухонькая бабка изобразила уголовную морду. — Ты что же, тоже из его дружков?

— Не, — сказал свободно Леня. — Я из милиции. Проверить, как он приспосабливается к честной жизни.

— Честная жизнь!.. Опять к нему всякие личности по ночам шляются. Выселить его надо, товарищ милиционер, поубивает он тут всех, — наперебой заговорили женщины, подступая к нему.

— Хорошо, гражданочки, милиция над этим подумает, — пятясь, пообещал псевдомилиционер и пошел искать восемьдесят девятую квартиру.

На звонок долго никто не реагировал, но потом почернел «глазок» — за ним кто-то стоял, — и в дверном проеме появился парень с коротким ежиком отрастающих волос на голове и с розовым шрамом на шее. Его обнаженный торс украшали многочисленные синие татуировки, а над левым соском была изображена корона и стояла надпись «лорд».

— Ну? — грозно спросил он.

Леня сделал полуобморочное лицо и зашептал, приближаясь к парню:

— Слав, по старой дружбе, дай одну, любые деньги заплачу, только дай, позарез надо, во как мне худо…

— Иди отсюда, я этим больше не занимаюсь. — И дверь захлопнулась прямо перед носом сыщика.

Соколовский звонил еще и еще, пока наконец потерявший терпение Слава не выскочил, матерясь, и не схватил настырного сыщика за грудки:

— Ты что, не понял, я больше не торгую! Иди отсюда, пока перо тебе не вставил, вали давай.

Леня умоляюще зашептал, стараясь сдерживать себя и не вступать в драку:

— Ну хоть одну, дай одну, розовую, пожалуйста, любые деньги дам. Хоть убей, не уйду.

— Нет у меня, понятно? Не торгую я сейчас, только что освободился. — Леня отлетел к стене, упал на заплеванный пол, поднялся и опять стал требовательно звонить.

Боясь навлечь на себя гнев соседей, максимум, на что мог решиться этот парень, — пару раз дать в челюсть. К такому повороту событий сыщик был морально готов.

Когда дверь в третий раз отворилась, Леня, чуть ли не сползая к ногам хозяина, простонал:

— Ну скажи хотя бы, кто продаст, все мои марафетчики накрылись, никто не торгует розовыми, а мне позарез надо, сам понимаешь. Ну хоть скажи где.

Парень, уставив руки в бока, испытующе поглядел на Леню и наконец выдавил:

— Ладно, езжай в город, розовые сейчас можно купить только на Плешке. Там такой чувак жирный торгует, ты его узнаешь, у него родимое пятно на всю щеку. Только если кому проболтаешься, что это я тебя туда послал, во! — здоровенный кулак был поднесен к самым глазам Лени. — Если еще раз здесь увижу, пеняй на себя. И дорогу сюда забудь.

По лестнице кто-то спускался. Дверь захлопнулась, и Леня облегченно вздохнул: ниточка потихоньку раскручивалась. Уже вечерело. Надо было торопиться. Сыщик поехал на Плешку.

На Плешке он долго бродил, оглядывая тех, кто там постоянно тусовался. К нему тоже приглядывались, видя в нем чужака и опасаясь, что он окажется легавым. Но торговля, несмотря на это, шла довольно активно. То и дело подходили молодые люди стильного вида, мужчины, девушки, потрепанные женщины с богатым прошлым — все, кому надо было скоротать вечер под кайфом.

Здешние завсегдатаи хорошо знали друг друга, и у них были свои установившиеся отношения с продавцами подпольного товара. Кто-то упрашивал продать подешевле, — видно, не хватало денег, но безжалостный продавец не соглашался, отворачивался, отрицательно покачивая головой. Кого-то торговцы встречали радостно — очевидно, это были те, кто щедро платил за услуги. Покупатели отходили с продавцами в сторону, иногда в соседние дворы, в подъезды, даже садились в троллейбусы, и там совершался процесс купли-продажи. Никакого жирного с родимым пятном не было видно. Леня напрасно крутил головой, пытаясь в призрачном свете фонарей разглядеть того, кто ему нужен, но его не было.

Тщедушный мужичонка с бегающими глазками несколько раз проходил мимо стоявшего столбом Соколовского, пока тот наконец не отважился у него спросить:

— Послушай, приятель, а где тут такой жирный мужик с пятном? Что-то его сегодня не видно.

— А, Батон. Его сегодня, да и вчера чего-то не было, может, на днях появится. Купи у меня, — предложил мужичонка.

— А у тебя есть?

— Смотря чего тебе надо.

— Такие розовые бумажки.

— А, не, этого не держу, эта дурь для слишком умных. Это только у Батона бывает, у других даже и не ищи.

— Где еще можно купить, не знаешь?

— Ты чо, дурак? Кто тебе скажет? Сам ищи, — мужчина развернулся и отошел в сторону.

Надо было выжидать, когда появится Батон. Леня пошел прочь, усиленно разрабатывая в голове планы, как ему действовать в случае неудачи на Плешке, где искать. Проблема была в том, что он не знает, что искать и как оно выглядит, кроме того, что это нечто розовое. Он уже по самые уши втянулся в расследование.

Елена сразу поняла, что ее жених опять во что-то впутался. Он был погружен в себя, односложно отвечал на вопросы и надолго пропадал из дому. Но ничего сделать она не могла, потому что между ними существовала договоренность, что она не будет вмешиваться в темные дела своего жениха, а он будет ей рассказывать все сам, когда сочтет это нужным. Короче, со стороны невесты это была почти полная капитуляция. Но капля камень точит, и Елена не теряла надежды исподволь внушить своему будущему мужу любовь к спокойной жизни.

Леня неоднократно заходил к Мелешко-Милашке, но в первый раз ее не было дома, а во второй у нее сидела компания странных «оторванных» личностей, и он не решился беспокоить ее расспросами.

Но в третий раз Наташа оказалась дома, и состояние у нее было неплохое, судя по блеску, внезапно осветившему запавшие глаза, и лихорадочному румянцу на щеках. Но гость был встречен неприветливо.

— Чего ты сюда таскаешься? — неприязненно спросила она, как только открыла дверь. — Чего все выспрашиваешь?

— Жду, когда ты окажешься в состоянии ответить на несколько вопросов о твоих бывших друзьях.

— Да отвяжись ты, у меня теперь другая жизнь, а про ту я ничего не помню и помнить не хочу.

— Тебе все-таки придется со мной поговорить, иначе я еще долго буду тебе надоедать.

Леню наконец впустили в квартиру.

— Что ты хочешь знать?

— Все. Чем вы занимались, чем кололись, что пили и так далее… Почему все так произошло. Почему разбился Муромцев. За что застрелил человека Елисеев. Где Беркман. Почему Левакина повесилась. Что случилось с Бурдаковым. Короче — все.

— Слишком много хочешь. Я сама всего не знаю.

И Милашка начала рассказывать. Она говорила многословно, путано, как будто в голове у нее была каша вместо ясных воспоминаний. Она путала людей, факты, время, последовательность действий, но и из того, что Леня из нее сумел выжать, складывалась довольно жуткая картина прямо-таки римского разврата периода упадка империи и виртуозной распущенности. Но о главном Мелешко умалчивала, тщательно обходя стороной все, что касалось причин происходящего раньше, ни слова не говоря о заводиле, о причинах происходящего тогда и многом другом. Леня вынужден был спросить напрямик: