Удалось разобрать только часть разговора, но и эта часть была довольно интересна.

— Сколько? — спрашивала «любовница».

— Полтора сейчас, а три я верну после.

— Смотри, он этого не любит.

«Он» прозвучало так, как будто его произнесли с большой буквы. Это, наверное, упоминался сам шеф.

— Ты понимаешь, надо было в дом кое-что купить. Верну со следующей прибыли, объясни там.

— Ты берешь, а мне голову оторвут, — недовольно сказала «любовница». — Чтобы через неделю все было целиком. А то смотри, разберутся с тобой. Ладно, вот тебе раствор, больше не разбавляй. А то упадет концентрация, кайфа от этого будет меньше, и покупатель уйдет к другим. Голиандские будут брать, с портретом, они чище.

Разговор за дверью стал громче. Разговаривающие приближались к двери, и сыщик счел за благо удалиться на безопасное расстояние.

— Когда ж я разбавлял, Люсенька, ты же меня знаешь, мне неприятности ни к чему, я всегда марку держу.

— Ладно, забрал и вали, мне еще к нему переться сегодня надо.

Это была интересная новость: Люсенька собиралась к Нему. Кто этот Он — мучительно интересовало Леню. Неужели он так просто, с первого же раза, выйдет на главаря этой наркоорганизации? Это была бы неслыханная удача. О такой удаче можно было бы только мечтать в сладком сне. Ведь у Лени были лишь незначительные сведения о методе производства «промокашек» и их сбыте, но один удачный шаг, приближающий его к шефу этого предприятия, стоил бы многих часов изнурительной слежки.

Чтобы не терять времени и быть наготове, сыщик тут же сел в машину и приготовился к преследованию. Он увидел Батона, выходящего из подъезда, но Люсенька не появлялась. Леня ждал ее до поздней ночи, пока не стали гаснуть одно за другим окна ее дома.

«Передумала? — терзался сыщик. — Может, он сам к ней приходил?»

Все равно вечер пропал, так и не начавшись.

«Завтра пацанов ей на хвост прицеплю. Пусть выяснят, с кем и когда имеет дела», — решил Леня.

Люсенька оказалась всего-навсего курьершей. Очевидно, она и хозяина-то в глаза никогда не видела, а просто развозила товар по городу или принимала у себя дома мелких распространителей. Еще она инкассировала деньги и передавала их какому-то доверенному лицу.

Все это выяснил сам Соколовский, гоняясь за девицей по всему городу и прилегающим к нему районам. Мальчишки годились лишь для рядовой слежки. Пришлось Лене взять дело в свои руки.

Он снял на пленку, как Люсенька ехала на другой конец Москвы и в сумочке у нее мирно болталась бутылка с прозрачной жидкостью наподобие той, что он видел у Батона. Бутылка была вручена торговцу, взамен он отдал деньги — не слишком большие, но и не маленькие, если учитывать, что это была выручка лишь за несколько дней, а нарколавка работала без выходных и праздников. Лене удалось снять даже процесс вручения бутылки и пакета с деньгами. Клиент Люсеньки спешил и что-то объяснял ей, робко оправдывался, затравленно оглядываясь на случайных прохожих. Люсенька ругалась и шипела ему в лицо сердитые слова. Эти кадры также пошли в стопочку фотографий, относящихся к наркоафере.

С крыши детского садика, находящегося во дворе Люсенькиного дома, Лене удалось снять еще один процесс выдачи товара и инкассации денег. На этот раз торговцем оказался худощавый парень, вполне приличный на вид. За ним сыщик тоже проследил, чтобы занести в свою картотеку адрес очередного продавца.

Таким образом, к концу второго месяца слежки у Соколовского в укромном месте лежала пухлая стопочка фотографий, отображающих процесс торговли наркотиками, нижние этапы распространения товара и сбора денег. А также на отдельном листочке были аккуратно записаны все адреса мелких продавцов. Это уже было много больше, чем ничего.

Но главное пока оставалось скрытым. Кто же руководил этой разветвленной, хорошо вышколенной сетью, которая не давала ни сбоев, ни проколов, не попадалась милиции на глаза и приносила бешеную прибыль неизвестному пока монополисту?

«Предположим, каждый из торговцев раз в неделю, но иногда и чаще, встречается с этой Люсенькой и передает ей миллионов пять, судя по величине пачек, — подсчитывал про себя Леня. — Пять — это сумма минимальная. Предположим, я насчитал, что у Люсеньки восемь агентов, работающих в самых «горячих точках» города. А ведь Люсенька не одна такая, сколько у них еще таких Люсенек? Допустим, у нее получается сорок миллионов в неделю. Минимум. Двести в месяц. Ну, конечно, там не только ЛСД, но и еще всякая фигня. Но это в принципе абсолютно не важно, потому что этот ручеек вытекает из одного места. Но как его найти, это место? Как вычислить хозяина?» — мучился в догадках сыщик.

Перед его глазами внезапно встало измученное, исхудавшее лицо и беспокойные руки некогда красивой девушки, превращенной в изломанное полубезумное больное существо, тоскующее по миру своих грез, в который она желала вернуться больше всего на свете. Перед его глазами проплывали лица однокурсников, загубленных адской силой, вытворявшей с ними то, что могут вытворять, пожалуй, только демоны, страстно желающие погубить человеческую душу. Эти видения еще сильнее подхлестывали Соколовского в его поисках.

Многонедельная слежка за Люсенькой дала свои результаты. Наконец-то появился некто похожий на дичь покрупнее. Этот некто оказался усатым мужчиной средних лет. Он нерегулярно и всегда в разное время приезжал к Люсеньке домой на машине, забирал у нее деньги и привозил товар. Процесс передачи товара сыщик наблюдал с крыши детского садика, скорчившись за трубой, чтобы его не могли увидеть.

Появлялся усатый всегда с «дипломатом» в руках. Чтобы определить, что в нем находится, Леня прибег к хитрости и к помощи своих юных несовершеннолетних друзей. Операция была проведена блестяще, как по нотам. Она осуществлялась самим гением сыска.

Машина из Люсенькиного двора могла выехать только на Пуймановскую улицу, так как двор представлял собой тупичок, с одной стороны ограниченный деревянными верандами детского садика. На выезде из двора на улицу и встал в ожидании усатого Соколовский. Покачиваясь, он изображал из себя загулявшего пьяного парня. Один из мальчишек, Коля, прятался в кустах, распустившихся недавно нежно-зеленым пухом. К счастью, время было вечернее, темное.

Как только машина выехала из двора, Леня излишне бурно замахал руками, шатаясь, выскочил наперерез, и водитель был вынужден резко затормозить, чтобы не сбить пешехода. Леня упал на горячий капот и заплетающимся языком вопил, лежа на нем:

— Друг, подвези, заплачу, сколько скажешь!

Разозленный усач выскочил из автомобиля и стал орать на пьяного пешехода:

— А ну пошел прочь, сейчас наряду милиции тебя сдам! Пошел вон!

Пока он таким образом разорялся, оттаскивая в сторону бесчувственное тело, мальчишка выскочил из-за кустов и ножиком продырявил скат заднего колеса.

Леня неохотно дал себя отлепить от капота и, шатаясь, отошел в сторону. Было уже темно. Уличные фонари просвечивали сквозь молодую листву и заливали улицу мертвенно-бледным светом.