и Он совершит» (Пс. 36 : 5). Люди должны просто просить Бога («Хлеб наш насущный дай нам на сей день», Мф. 6 : 11) и не тревожиться ни о завтрашнем дне, ни о своей жизни, ибо Бог знает все о их нуждах и проблемах (Мф. 6 : 25–34; 10 : 28–31; Лк 6 : 34; 12 :

22–32; 21 : 18). Ап. Павел введет в эту парадигму уже самого Христа и скажет, что «любящим Бога… все содействует ко благу» и ничто не может отлучить от любви Божией в Иисусе Христе (Рим. 8 : 28. Люди уже освобождены от беспокойства о своем земном будущем (Мф. 6 : 25–34).

Уже восприятие истории Лукой «объединяет библейскую веру в Бога и греко-римскую веру в Провидение». Христианская картина истории впервые, пожалуй, предельно четко и обоснованно поставит проблему соотношения объективных и субъективных факторов развития человеческого сообщества. Единственным объективным фактором, т. е. силой, не подвластной воле и сознанию отдельного человека и всего человеческого сообщества, является Бог. Именно его «промысел», т. е. воздействие, обусловливает целесообразный и в то же время бессознательный характер исторической эволюции.

Нарушения связи человека с человеком – непосредственное свидетельство и критерий нарушения связи человека с Богом. Именно так воспринимает исторический процесс библейская традиция. «Реновационная» операция Христа приводит к «восстановлению» связи между Богом и Человеком, порождает социальный и политический оптимизм, «обновляет» Завет. В мире правит закон энтропии (разрушения и деградации). Ему противостоит Бог, в котором человек находит не только покой, но и порядок, единство. Микрохаос человека преодолевается через Бога.

Христос фактически отвергает «многозаветную» модель и противопоставляет ей идею единственного «завета» как «нового», который «обновляется» однократно в критический момент истории, становится «новым», т. е. первозданным, очищенным от искажений и неверного толкования. Он – вечно новый (греч. Кайнос, лат. Novus; Hic est enim canguis mens novi et aeterni testamenti – Это моя кровь Нового и Вечного Завета). Закон дается однажды и навсегда и необходимо вернуться к его истокам: «Ты знаешь, что Яхве, твой Бог – есть Бог, Бог верный, блюдущий завет и милость любящим и блюдущим его заповеди на тысячу поколений» (Втор. 7 : 9). В Вульгате это подчеркнуто особо: in sanguine testamenti aeterni Dominum nostrum Iesum (кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса) (Евр. 13 : 20). В то же время идея «нового» завета носит, как и «закон», динамический, а не статический характер, ибо рассчитана на неопределенный срок, отрицая актуальную эсхатологию и заменяя «конец света» (тайна эта «не человеческая») на «второе пришествие» Христа.

«Завет» снова приводит в «равновесие» «богово» и «кесарево». Подобную же операцию впоследствии проведет и Мартин Лютер, выдвинув принцип sola scriptura (Только Священное Писание является единственным источником Слова Божьего). Но для Лютера Богом будет прежде всего Христос.

Иисус заявляет совершенно определенно, что основа, на которой базируется праведность человека и путь достижения Царства Божьего, – это закон Моисея. Тора как Закон важна именно потому, что определяла «движение мира, существование человечества, историю народа, заключившего вечный Завет с Богом, каждодневное бытие человека», она – «некий священный план» развития мира, и потому в ней сосредоточены необходимые для этого «важнейшие парадигмы, модели исторического и духовного бытия человека». Ряд авторов даже настаивает на «реиудаизации» христианства и утверждает в связи с этим, что Христос на самом деле ставил перед собой задачу распространить еврейскую религию среди неевреев; будучи «Торой во плоти», он открывал ее смысл язычникам. По Ф. Ницше, сработал «иудейский инстинкт вдвойне». С I в. н. э. не прекращается традиция рассматривать Христа как лидера национально-освободительного движения или даже террориста. Однако он одинаково дистанцируется как от зилотов с их призывом к вооруженной борьбе, так и от апокалиптических кругов.

Христос сохраняет главное в Торе – представление о том, что только Закон может обеспечить развитие мира от простого к сложному, от примитивного к истинному, от хаоса к «миру», обретение и соблюдение Завета и в итоге, говоря словами Н. Бердяева, «встречу народа с Богом путем истории».

Фактически тем самым осуществляется и антроподицея. Внешнее впечатление о том, что всю вину Христос возлагает на человека, обманчиво. Бог не нуждается в мире и творит его для человека. После грехопадения человеческая душа утратила первобытную чистоту, но следы образа Божия в ней остались. Но при этом падение человека было так глубоко, что сам по себе он никогда бы не мог выйти из этого состояния, если бы Бог не послал своего сына. Через жертву Бога люди искуплены от гpехa и возрождены (1 Иоан. 2 : 2, Рим. 5 : 17–19, Еф. 1 : 4, 2 : 4–7, 1 Тим. 2 : 4–4).

Новые христианские представления о взаимоотношениях Бога и человека отрывали человека от природы и впервые создавали предельно социологизированную картину истории. Провиденциалистская концепция Торы в результате интерпретации ее новозаветными авторами фактически эволюционировала в универсальную теорию, позволившую, хотя и в специфическом виде, но на достаточно высоком для своего времени уровне, установить закономерность мировой истории. Рамки локальной истории были раздвинуты до всемирно-исторических масштабов.

Отсюда следует, что библейско-христианский человек принципиально отличается от традиционного человека первобытнообщинного периода именно тем, что не является частью природного мира, не просто выделяется из него, но и начинает строить свой собственный «мир». Этот мир становится миром человека, а не Бога. Всю вину за существующее в мире зло человек должен возлагать на себя. Именно такую точку зрения четко выскажет впоследствии Апостол Павел (Римл. 9:6–25). Бог лишь осуществляет свой «промысел» в нем, т. е. помогает человеку. Мир из «видимого» платоновского превращается в реальный и единственный. Это и не гностический каузальный мир, являющийся продуктом человеческого сознания. Человек не создает виртуальный мир и не наблюдает мир отраженный, он действует в мире реальном, «материальном», т. е. созданном в результате особого акта «творения». Бог и Человек как бы делят все бытие на свои «сферы влияния». Человеческий мир естественно несовершенен, но и Божественный – всего лишь лучший из миров.

Человек становится богоподобным существом еще и потому, что начинает обладать некоторыми функциями Творца, прежде всего, как это ни парадоксально, креативной. Впервые бытие начинает определяться сознанием, хотя впервые же проблема соотношения «бытия» и «сознания» становится «основным вопросом» всей общественной мысли. В результате в формирующейся христианской культуре найдет яркое отражение очень своеобразное отношение к миру, которое можно назвать «искусственным». Речь не идет о каком-то негативном значении этого выражения. Это – принцип, и он находит свое выражение, прежде всего, в самой идее «строительства» нового мира, в