Перед уходом миссис Гиссинг разожгла в моей спальне огонь в камине. Я прихватил кочергу и, крепко сжав ее в руке, приблизился к двери ванной комнаты.

Она оказалась приоткрыта, причем пошире, чем когда я оттуда выходил, хотя возможно, у меня просто пошаливали нервы. Разница если и была, то ничтожная.

Загадочные всплески возросли до крещендо, а затем оборвались, как если бы тот, кто там находится, сейчас затаился и напряженно вслушивался.

Воспользовавшись кочергой, я распахнул дверь настежь. Ванна пустовала, хотя я заметил и слабую рябь, и то, что цвет воды изменился. Когда я уходил, она была сравнительно чистой, разве что с легким коричневатым оттенком. Теперь же она прибрела густой желтушный цвет, как скисшее молоко, а на ее поверхности плавала грязноватая пена. Был у нее и запах – отвратительный, затхло-рыбный.

Я стоял над ванной и с глуповатым видом тыкал кочергой в воду, словно ожидая, что она вонзится во что-то податливое и вверх поднимется цепочка пузырьков, выдавленная из того, кто прячется внизу. Но никаких пузырей не появлялось, а единственным препятствием для кочерги был фаянс самой ванны. Больше же в этом укромном помещении спрятаться было решительно негде.

– Миссис Гиссинг! – снова позвал я, но звук отразился от кафельных стен.

Вонь заставила меня поморщиться. Быть может, виной тому ржавчина из кранов или труб? Желание нежиться в ванне отпало, но умыться-то все равно надо. Миссис Гиссинг заверяла, что воды она нагреет вдоволь, поэтому я, не раздумывая, потянулся к затычке, думая спустить воду.

Моей руки что-то коснулось – жесткое и членистое, напоминающее панцирь лобстера. Я с криком отдернул руку. Цепочка осталась зажатой в моем кулаке, и вода начала сливаться. Она сходила вниз, оставляя по бокам ванны осадок, подобно прибрежной пене с отходом прибоя. Когда воды оставалось примерно на шесть дюймов, я заметил вблизи сливного отверстия хлопотливое шевеление, а на поверхности проглянуло нечто розовато-черное, с ракушечным туловищем и множеством тонких лапок.

Взгляд ухватил подобие раздвоенного, как у уховертки, хвоста, только покрупнее и хищно заостренного. Спустя долю секунды жутковатое создание втиснулось в дырку и со звучным чмоканьем всосалось с сток, хотя его корпус оказался значительно шире этого узкого пути отхода.

В трубе пошумело, а затем все стихло.

Конечно, я сразу же отказался от любых водных процедур. Незамедлительно заткнув отверстие затычкой, я проделал то же самое с каждой ванной и раковиной, какие только нашлись в доме, в основном ради ложной успокоенности (я почти не сомневался, что металлическая пробка не сумеет воспрепятствовать проникновению той твари в особняк Молдинга).

Я сидел на кровати, опутанный недоуменными мыслями. Кто это был? Ракообразное с Бродов, незнакомое мне, но вполне обычное для тех, кто живет в этих краях? И если упомянуть про него в гостинице, не перемигнется ли опять ее хозяин с завсегдатаями? Дескать, эх, мистер, да это же просто-напросто местный рачок, который весьма не плох, если поджарен в сливочном соусе или сварен в горшочке с добавлением белого вина. Но что-то подсказывало мне, что я успокаиваю себя.

Пальцы в местах соприкосновения с мерзкой тварью покалывало, как от крапивы, а в свете лампы я увидел, что кожа моя покраснела и покрылась сыпью.

Однако в конце концов меня сморил сон.

Мне снились танки Палтни, угрюмо ползущие на Хайвуд. Рокочущие громады двигались сквозь тьму, пока не оказались встречены слепящими вспышками и разрывами орудийного огня. Тогда их форма начала меняться, и теперь они были не конструкциями из металла, но живыми существами. Вместо тяжелых гусениц они передвигались на коротких суставчатых лапах. Башни превратились в головы, а пушечные стволы – в длинные конечности, исплевывающие из отороченных гнутыми зубами отверстий липкий яд. Вспышки полыхали зигзагами молний. Небо грохотало, сверкало, раскалывалось сполохами, а прерывисто освещаемый ими пейзаж, смахивающий на адскую пустыню меж ломаных линий окопов, казался мне знакомым. На расстоянии различались покореженные остатки деревни, и я понял, что смотрю на норфолкские Броды и на то, что осталось от Мэйденсмира, где среди развалин проглядывал уцелевший шпиль часовни шестнадцатого века. Впрочем, это был явно другой городок – захолустье неподалеку от Хайвуда, где среди руин валялись изломанные тела убитых артиллерийским огнем стариков, женщин и детей.

Мне сказали, что оттуда все ушли, но это на поверку оказалось неправдой.

Я дернулся и пробудился. Царила темнота, и лишь тиканье часов нарушало глухую тишину.

Хотя никаких часов здесь прежде не было.

Я резко сел на постели. Звук доносился из-за двери спальни, которую я, признаться, запер на замок. Прислушавшись, я разобрал, что это не тиканье, а пощелкивание. Я зажег лампу и взял кочергу, которую держал рядом. От кровати я как можно тише прокрался к двери.

Щелканье участилось, а когда я подошел, оно оборвалось, и его сменил мелкий цокот, удаляющийся по коридору. Я отпер дверь и плавно ее открыл. Взгляду предстало пустое пространство, освещенное светом моей лампы. Дальше была кромешная тьма.

Я перестал таращиться в темноту и посмотрел на дверь. Дерево вокруг замка было выщерблено, как будто кто-то неряшливо долбил его долотом. Я пальцем провел по этому месту и подцепил коварную занозу, которую вытянул зубами и сплюнул. На ранке проступила рубиновая капелька крови.

Из отдаленного затенения донесся звук, напоминающий приглушенное шмыганье.

– Кто там? – строго окрикнул я. – Ты кто? Покажись!

Ответа не последовало. Я выбрался в коридор. Каждый шаг давался мне с трудом, и мне почему-то вспомнилась вода, медленно уходящая из ванны и обнажившая ту странную тварь. Два шага… четыре… шесть… восемь… Тени за спиной разрастались, а когда я достиг лестницы, мрак сгустился вокруг меня непроницаемым оплотом. Мне показалось, что самая его гуща выглядит даже черней, чем ночная темнота, – так она была тяжела и недвижна. Она напоминала человеческий силуэт. Чуть сгорбленная, размерами она, правда, была значительно массивней человека. Мне казалось, что я различаю форму головы, хотя подмигивание лампы это затрудняло, а очертания рябили и расплывались по краям, так что фигура и сливалась с тенями, и выделялась на их фоне. Приглядевшись, я понял, что внутри нее мерцали отражения сотен звезд. Внезапно она повернулась ко мне «лицом», и я увидел множество острых углов, как будто лопнуло некое блюдо из черного стекла и застыло в момент своего распада. Чувствовалось, как кровь из моего пальца капает на пол, а от лестницы снова донеслось частое посапывание.

Я осторожно попятился, и в такт моим шагам на меня стали надвигаться тени, а с ними в мою сторону следовала и та темная глыба.

Вскоре тени стали двигаться проворней, а мой очажок света совсем зачах, его все настойчивей окутывала тьма, вторгаясь и обволакивая извне. Еще минута, и это будет уже блеклый кружок света за стеклом, а затем угаснет и он.

И я погружусь во тьму.