участвовали 100–180 депутатов (для кворума требовалось 140). Редко этот показатель достигал 280. За годы работы Третьей Думы больше всего депутатов собралось во время выборов А. И. Гучкова ее председателем: 340 человек.

Депутатов неизменно становилось меньше к началу каникул – рождественских, пасхальных или летних. Серьезные проблемы с обеспечением кворума возникали уже к середине декабря или в конце мая. К 30 мая 1914 года 37% (22 депутата) членов фракции правых отсутствовали в Петербурге; у националистов этот показатель равнялся 27% (28 человек); в Партии центра – 56,5% (21 депутат); в группе земцев-октябристов – 23% (13 депутатов); у левых октябристов – 45% (9 депутатов); в мусульманской группе – 17% (правда, всего один депутат), в Польском коло – 33% (3 депутата), во фракции прогрессистов – 36% (или 15 депутатов); у кадетов – 25,5% (14 депутатов); во фракции социал-демократов – 16,5% (2 депутата), в группе независимых – 15% (2 депутата); среди беспартийных – 35% (6 депутатов). Наиболее дисциплинированными оказались трудовики: среди них отсутствовавших не было.

Однако даже самые дисциплинированные депутаты в большинстве своем играли весьма скромную роль в процессе законотворчества. Немногие выступали с трибуны Таврического дворца, в то время как большинство предпочитали отмалчиваться. Так, за все время работы Третьей Думы один правый депутат выступал 374 раза, один прогрессист – 324 раза, два депутата выступали от 251 до 300 раз, три – от 201 до 250, семь – от 151 до 200, одиннадцать – от 101 – 150, 48 депутатов – от 51 до 100, 54 депутата – от 26 до 50, 78 – от 11 до 25, 92 – от 4 до 10, 22 – 3 раза, 48 – один раз. 93 депутата не выступали вовсе (среди них были 8 правых, 22 националиста, 5 независимых националистов, 42 октябриста, 4 кадета, 6 прогрессистов, 1 член мусульманской фракции, 1 представитель польско-литовско-белорусской группы и Польского коло, 1 трудовик, 3 беспартийных).

Схожая ситуация имела место и в каждой отдельной фракции. Активность одних «компенсировала» пассивность молчаливого большинства. Например, к февралю 1909 года 21 депутат-кадет (из 51) вовсе не выступали, 12 ограничились отдельными репликами и только одиннадцать в полной мере участвовали в дискуссиях. Из 25 прогрессистов 15 ни разу не поднялись на трибуну, 4 сделали отдельные замечания в ходе обсуждения законопроектов и лишь двое (Н. Н. Львов и И. В. Титов) отметились серьезными выступлениями.

В этом списке нашлось место 57 октябристам, 29 правым, 26 кадетам, 17 умеренно правым, 11 социал-демократам, 7 националистам, 5 трудовикам. Естественно, следует иметь в виду всю условность подобных показателей. Они весьма скромны у А. И. Гучкова, А. Ф. Мейендорфа и С. И. Шидловского, что отнюдь не отражает их весьма заметную роль в работе Государственной Думы. П. Н. Милюков за первую сессию не подготовил ни одного доклада, что отнюдь не свидетельствует о малой эффективности его работы. М. М. Алексеенко подготовил «лишь» два доклада, но они, пожалуй, были важнее всех остальных докладов, подготовленных его коллегами. И все же эти цифры многое говорят о функционировании депутатского корпуса, роли депутатских объединений в подготовке законодательных решений.

Фракционное распределение выступлений депутатов в первую сессию Третьей Думы

Из 161 депутата, хоть как-то проявлявших себя в Таврическом дворце, 57 (то есть более трети) имели юридическое образование. 40 среди них – это бывшие или действующие государственные служащие (то есть приблизительно около четверти). Это заметно выше, чем схожие показатели среди всех депутатов Думы.

Однако все эти показатели депутатской активности довольно условны. Абсолютное большинство из 161 депутата принимало лишь номинальное участие в законотворческой работе. Это случайные реплики, отдельные высказывания, которые отнюдь не характеризуют народного избранника как выдающегося законодателя. Если же поставить определенный «ценз» активности, ситуация будет выглядеть несколько иначе.

Можно попытаться маркировать депутатов в зависимости от частотности их выступлений в Думе. Условной «границей» станет наличие по меньшей мере 15 выступлений за все время работы Третьей Думы. Депутатов, столь часто поднимавшихся на трибуну Думы, было 62: 20 октябристов, 21 правый или националист, 14 кадетов и прогрессистов, 7 социал-демократов и трудовиков. Это соотношение вполне соответствует общедумскому раскладу. Более того, заметно непропорционально большое представительство левого крыла депутатского корпуса.

Цифры будут совсем другими, если критерием законотворческой активности станет число докладов. Если учитывать только тех депутатов, которые подготовили 8 и больше докладов, состав работоспособного ядра Думы окажется невелик. Это всего 10 человек: 9 октябристов и 1 правый.

Если снизить «ценз» активности, картина будет иная. Речь идет уже о 27 депутатах. 18 из них – октябристы, 6 – правые, 3 – кадета. 12 депутатов (то есть около половины) имели юридическое образование. 20 депутатов работали в органах самоуправления, земстве или городских учреждениях. 12 имели опыт государственной службы. Примечательно, что 10 депутатов одновременно трудились и в земстве, и в бюрократических учреждениях.

Таким образом, в центре законотворческого процесса была относительно небольшая группа депутатов численностью в 25–30 человек. В большинстве случаев это были октябристы с юридическим образованием, с опытом работы в земских и, что особенно важно, государственных учреждениях. Они мало отличались от своих коллег в министерствах. Тем проще им было завязывать отношения с представителями правительственной администрации.

Компактное работоспособное ядро Думы легко интегрировалось в политический класс империи. Его представители проводили многие часы в канцеляриях министерств, отстаивая интересы своих губерний, своих корпораций, своих избирателей.

В дневниковой записи И. С. Клюжева от 4 февраля 1911 года так описывались каждодневные заботы члена нижней палаты:

Очень много отнимает времени исполнение разного рода чужих поручений и ходатайств, начиная от самых важных, как, например, содействие к избавлению от смертной казни и каторги, и кончая просьбой ускорить получение ордена или чина действительного статского советника. И по каждому такому важному или неважному делу приходится один-два или даже несколько раз ездить в то или другое министерство, написать несколько писем, достать справки и т. д. и т. п. По некоторым уже серьезным делам, где замешана жандармская полиция или военные власти… приходилось хлопотать больше года, затратить массу времени и денег и, наконец, получить желаемое.

24 ноября 1911 года Клюжев целый день провел в министерствах. Он ездил наводить справки по разным делам – и практически всюду неудачно. Он не заставал глав ведомств, и ему приходилось объясняться с их секретарями. Исключением стал лишь министр путей сообщения С. В. Рухлов. В тот же день Клюжев побывал у главноуправляющего землеустройством и земледелием А. В. Кривошеина, который пообещал содействовать учреждению Политехнического института в Самаре.