«Какое же милое у него лицо, – подумала Элинор, – милое изабавное. И такое успокаивающее».

Они все мчались и мчались.

И наконец подъехали к воротам, за которыми уютно прикорнулна склоне холма белый домик.

– Здесь вас никто не потревожит, – сказал Питер Лорд.

Повинуясь внезапному порыву, она положила руку на его плечо:

– А вы… вы будете навещать меня?

– Конечно.

– Часто?

– Все зависит от того, как часто вам захочется меня видеть.

– Пожалуйста, приезжайте… как можно чаще.

– Теперь вы поняли, дружище, что ложь, которую мнепреподносят, не менее полезна, чем правда? – спросил Пуаро.

– И что же, вам каждый лгал? – спросил Питер Лорд.

– О да! – кивнул Эркюль Пуаро. – Как вы понимаете, у всех нато были свои причины. Но один человек, который обязан был говорить правду,человек очень чуткий и чрезвычайно честный по натуре, – именно тот человекозадачил меня больше всех!

– Сама Элинор! – догадался Питер Лорд.

– Вот именно. Все улики были против нее. Однако она сама,при всей ее щепетильности и нетерпимости ко лжи, ничего не предпринимала, чтобыснять с себя подозрение. Обвиняя себя если не в содеянном, то в желании этосделать, она была на грани того, чтобы отказаться от неприятной и унизительнойборьбы за собственное спасение. Да-да, она готова была признать себя виновной впреступлении, которого не совершала.

Питер Лорд шумно вздохнул:

– Невероятно!

Пуаро покачал головой:

– Вовсе нет. Она сама себе вынесла приговор, потому чтопредъявляла к себе более высокие требования, чем большинство из нас.

– Да, это на нее похоже, – в раздумье сказал Питер Лорд.

Эркюль Пуаро продолжал:

– Практически на протяжении всего моего расследованиявероятность того, что Элинор Карлайл действительно виновна, оставалась оченьвелика. Однако я, как вам и обещал, скрупулезно все проанализировал иобнаружил, что есть довольно серьезные основания, чтобы выдвинуть обвинениепротив другого лица.

– То есть против сестры Хопкинс?

– Нет. Первым мое внимание привлек Родерик Уэлман. Он тожесразу начал со лжи. Сказал, что уехал из Англии девятого июля и вернулсяпервого августа. Однако сестра Хопкинс случайно упомянула, что Мэри Джерардотказывала ему дважды: в Мейденсфорде и еще раз, когда она виделась с ним вЛондоне. Вы выяснили для меня, что Мэри Джерард уехала в Лондон десятого июля,то есть на следующий же день после отъезда Родерика Уэлмана из Англии. Когда жев таком случае она успела объясниться с Родериком? Я призвал на помощьзнакомого взломщика и, получив благодаря его искусству доступ к паспортуУэлмана, обнаружил, что с двадцать пятого по двадцать седьмое июля он находилсяв Англии. Стало быть, он лгал.

Мне не давал покоя тот отрезок времени, в течение которогосандвичи оставались в буфетной без присмотра, – когда Элинор Карлайл находиласьв сторожке. По логике в данном случае жертвой должна была бы стать Элинор, а неМэри. Имел ли Родерик Уэлман мотив для убийства Элинор Карлайл? Да, имел. Ивесьма существенный. Она написала завещание, по которому ему доставалось все еесостояние. Путем искусных наводящих вопросов мне удалось выяснить, что РодерикУэлман вполне мог узнать об этом факте.

– Так почему же вы решили, что он невиновен? – спросил ПитерЛорд.

– Потому что мне снова солгали! И тоже очень неумно, по сутивыдав себя ерундой! Сестра Хопкинс сказала, что уколола руку о розовый куст и вранке остался шип. Я, конечно же, осмотрел этот куст – шипов на нем не было и впомине… Стало очевидно, что сестра Хопкинс лжет… и так глупо, так вроде быбессмысленно… Я, естественно, сразу же взял это обстоятельство на заметку истал выяснять, что она за личность. До этого момента сестра Хопкинспредставлялась мне вполне надежной свидетельницей, с четкой позицией. Она быларешительно настроена против обвиняемой, что вполне естественно, учитывая еепривязанность к покойной девушке. Но после этого ни с чем не сообразногозаявления я более тщательно проанализировал ее поведение и показания и понял то,что раньше от меня ускользало. А именно: сестра Хопкинс что-то знала о МэриДжерард и страстно желала, чтобы эти сведения выплыли наружу.

– А разве не наоборот? – удивился Питер Лорд.

– Это была только видимость! Она великолепно сыграла рольчеловека, который что-то знает и стремится это скрыть! Но, хорошенькопораскинув мозгами, я сообразил, что каждое произнесенное ею слово преследовалодиаметрально противоположную цель. Моя беседа с сестрой О’Брайен утвердила меняв моей догадке. Хопкинс весьма ловко использовала ее в своих целях, а та обэтом даже не подозревала.

Мне стало ясно, что сестра Хопкинс ведет свою собственнуюигру. Я сопоставил два этих ложных заявления – ее и Родерика Уэлмана. Возможно,ложь кого-то из них была вызвана, в сущности, чем-то совершенно невинным?

Относительно Родерика… я тут же сказал себе: да, тут ничегосерьезного. Родерик Уэлман – натура легко уязвимая. Признаться в том, что унего не хватило воли – ведь он собирался пробыть за границей довольно долго! –в том, что он все-таки не утерпел и вернулся ради этой девушки. И мало того!Эта девушка вновь отвергла его! Нет, это слишком бы ранило его гордость.Поскольку все знали, что его не было в тот роковой день в Англии и, стало быть,он никоим образом не причастен к преступлению, он пошел по линии наименьшегосопротивления – чтобы избавить себя от лишних неприятностей (очень для негохарактерно!). Он попросту умолчал о своем двухдневном визите в Англию и сказал,что вернулся домой только первого августа – сразу же, как только узнал обубийстве.

Ну а чем была вызвана ложь сестры Хопкинс? И так ли уж онабыла невинна? Чем больше я размышлял, тем более странным мне казалось ееповедение. Почему сестра Хопкинс сочла необходимым солгать по поводу отметинына запястье? Что она хотела скрыть?

Я стал задавать себе вопросы. Кому принадлежал похищенныйморфин? Сестре Хопкинс. Кто мог ввести его старой миссис Уэлман? СестраХопкинс. Но зачем тогда было привлекать внимание к его исчезновению? На это могбыть лишь один ответ (разумеется, в случае вины Хопкинс!) – потому что ею ужезамышлялось другое убийство, убийство Мэри Джерард. Причем явно была ужеподыскана жертва, на которую можно было потом все свалить. И очень важно былопоказать, что у этой будущей жертвы имелась возможность завладеть морфином.