Затем приказчик внезапно вскинулся и ослабил хватку. Как потом оказалось, Матвеев всадил ему в задницу двузубую серебряную вилку. Между прочим, из подаренного на свадьбу сервиза. По поводу выбора места Матвеев позднее написал в рапорте, что изначально он планировал ударить в бок, но потом решил, что такая рана может оказаться опасной, если приказчик всё-таки оказался бы человеком.

В тот момент я видел только, как тот разинул рот, чтобы закричать, но не успел. Семён подскочил сбоку и тотчас напихал ему полный рот фотобумаги. У приказчика аж глаза выпучило. Марьяна схватила его за волосы и приставила кол к горлу. Приказчик поднял на нее глаза и замер, как кролик перед удавом. Матвеев вывернул ему руки за спину и связал ремнем.

— Все целы? — спросил городовой.

— Ага, — прохрипел я.

Сев на пол, я ощупал шею. Вроде она осталась на месте, хотя и зверски болела. Матвеев поставил приказчика на колени. Тот хрипел, булькал сквозь бумагу и умоляюще смотрел на нас. Матвеев вытащил бумагу у него изо рта, и этого паршивца тотчас стошнило на мои новые брюки. Мне тоже захотелось его убить.

— Я… я… — пытался выдавить из себя приказчик, но никак дальше первого «я» не получалось.

— Ты попался, — сказал я.

Это было всё, что ему следовало знать. Матвеев аккуратно, ухватив двумя пальцами за основание клинка, поднял с пола кортик и поднес к свету.

— А доктор был прав, — сообщил он. — Дешевая поделка.

— Трехгранный? — спросил я.

— Ага, — отозвался Матвеев. — Тот самый, которым закололи Мишку.

Зря он это сказал. Впрочем, Марьяну он всё-таки удержал, хотя и с огромным трудом. Приказчик попытался сбежать, но я поймал его за ногу. Семён вытащил свисток и засвистел что было сил. В ломбард влетели полицейские. Эти болваны впопыхах дверь высадили, нам с Матвеевым потом пришлось новую вешать. Но тогда двое самых дюжих подхватили приказчика под руки, да так, что у него ноги над землей болтались, и тут уже ему деваться было некуда.

Марьяна постепенно успокоилась. Матвеев ее отпустил.

— Лучше через суд, — сказал он ей. — На этом ноже два трупа и одно покушение на убийство. Он не отвертится.

Приказчик, заслышав его слова, резко вскинул голову, явно собираясь поспорить с последней фразой, но встретился взглядом с Марьяной и осекся.

— Я подожду, — прошептала Марьяна. — Пусть сидит, раз это так важно, а потом придет мой черед.

Приказчик судорожно вздохнул и потом всю дорогу до нашего отделения умолял о пожизненном заключении.

Впрочем, представ перед Вениамином Степановичем, приказчик, наконец, ощутил себя в надежных руках закона, которые не допустят самосуда, и малость успокоился. Он даже предложил чистосердечно во всем признаться, чтобы облегчить свою участь.

— Смысла нет, — сказал я. — Мы и так всё знаем.

Однако инспектор разрешил приказчику сознаться.

Как я и думал, история с оборотнем была полностью придумана, чтобы напугать купца и стянуть у него часы. Приказчик утверждал, будто бы идея принадлежала Гвоздю, а он, приказчик, только навёл того на богатую жертву, но, сдается мне, организатором был всё-таки он.

У Гвоздя был ученый пёс, помогавший тому проворачивать кражи. Его и назначили на роль оборотня. Пёс, как показал приказчик, сыграл свою роль безупречно. Купца напугали с первого раза. Впрочем, тут преступникам очень помогла впечатлительность Зинаиды Генриховны, которая сразу уверила в возвращение любимого дедушки и убедила в том же супруга. Купец отдавать часы оборотню отказался наотрез, но согласился съездить на могилу — попросить прощения.

Гвоздь, предупрежденный приказчиком, заранее выехал в Кронштадт. Здесь он привлек своего знакомого Михаила присматривать за псом, а сам приготовился обрабатывать купца. Приказчику Мишка сразу не глянулся, но Гвоздь тогда сказал:

— Кронштадт — город маленький. Увидят меня с собакой, и всё дело коту под хвост.

Тем более что во все детали Гвоздь посвящать Мишку не собирался. Мишке всё представили как простой розыгрыш купца. Возможно, несколько суровый, но не более того. Мишка свою роль сыграл на отлично, запутав следствие и обеспечив алиби Гвоздя на момент нападения на кладбище.

Приказчик свое алиби обеспечил сам, задержавшись у портных. Позднее мы провели обыск в его комнате и нашли заготовленные документы на имя Карла Нагеля, немецкого матроса, и сегодняшний билет на поезд от Петербурга до Хельсинки.

— Только Гвоздь всё испортил, — пожаловался приказчик.

— Когда украл не только часы, но и кошелек? — спросил я.

Приказчик хмуро кивнул.

— Я сразу почувствовал, что по нему на нас выйдут, — сказал он. — Как вы про деньги заговорили, сразу понял: уже копают. Я ведь дал ему сто рублей, чтоб на всё хватило, а он не удержался, видишь ли!

Ранним утром, пока Барсуковы спали, он отправился потолковать с Гвоздем.

— Вот так я его и вычислил, — сказал я инспектору. — Зинаида Генриховна вряд ли вышла бы из дому незаметно, у них с купцом общая спальня. Даже если у него сон крепкий, всё равно рискованно. Муж, понятно, стал бы доискиваться, где супруга шлялась, а тут мы. Мол, убиты люди, связанные с его делом.

— Да не хотел я никого убивать! — перебил меня приказчик. — Мне только часы забрать надо было. Мы и так уже из графика выбились.

— А какой был план? — спокойно осведомился Вениамин Степанович.

Как оказалось, приказчик должен был якобы тайно выкупить часы у похитителей за их полную стоимость. Разумеется, не для самого купца, а для Зинаиды Генриховны. Та давно поговаривала, что надо бы положить часы в могилу деда. Приказчик должен был ей в этом помочь, а потом подельники собирались откопать часы обратно и разойтись в разные стороны. Судя по найденному билету, личный план приказчика на самом деле был проще и тайного выкупа не предусматривал.

Гвоздь то ли почуял что-то, то ли просто не доверял приказчику, но отдавать часы без денег отказался. А тут еще Мишка нагрянул.

Узнав о стоимости часов, он потребовал увеличить его долю еще на пять сотен. Гвоздь, в принципе, согласился, но таких денег у них на руках не было. Разговор закончился ссорой. Мишка ушёл. Приказчик побежал за ним. По его словам, он хотел только убедить того обождать до реализации товара. Мишка дал ему сутки, а потом пригрозил пойти в полицию.

— Я испугался, — рассказывал приказчик. — Клянусь, я только хотел его припугнуть, и случайно ударил!

— Ага, шесть раз, — проворчал Матвеев.

— Так я же не считал, — тотчас обернулся к нему приказчик. — Когда понял, что натворил, он уже мертвый был.

— Доктор так не считает, — сказал я. — По его словам, раненого еще можно было спасти.

— Брешет! — уверенно заявил приказчик.

— Или ты нам тут брешешь, — строго бросил Матвеев.