— Я вас еще раз спрашиваю: у нас будут доказательства? Мы учитываем ваши интересы — хотите остаться в стороне, оставайтесь.

— Это наш выбор, — ответил адмирал. — И ваш, между прочим, тоже. Вам проще решить двухстороннюю проблему с Израилем, не вмешивая нашу сторону в конфликт. В вашем распоряжении будет по крайней мере один офицер ПВО, делайте с ним что хотите. Возможно, он даст вам выход на резидента израильской разведки в Крыму.

— Мне нужно посоветоваться с министром. — Семенов отошел в дальний угол кабинета и набрал номер на сотовой трубке. Через пару минут он занял прежнее место. — Мы согласны. У меня последний вопрос: чем еще мы можем помочь?

Адмирал взял со стола записку Тараса Лозовского и, дабы прояснить один момент, открыл имя главного фигуранта. Школьник был уверен, что это Андрей Карпатов, который в 2001 году обслуживал РПЦ «Веги» в Евпатории.

— Андрея Карпатова должны были допросить по поводу смерти его бывшего сослуживца и ознакомить с содержанием записки. Понимаете, записка — это след к преступной группе, состоящей скорее всего из офицеров ПВО. И если Карпатов входил в это образование, он не мог принять предложение израильских спецслужб. В моем представлении, это камень на шею. Я полагаю, Андрея следователи прокуратуры не допрашивали по той причине, что во время гибели лайнера он находился в двухстах километрах от полигона. Проясните этот момент.

Тель-Авив

«Боинг-757» стоял на рулежной дорожке. Голда Саар через иллюминатор смотрела на стеклянную коробку аэровокзала. Странные мысли пришли ей в голову: она была готова увидеть в толпе провожающих Дани Мармсталя — в сером расстегнутом пальто, в костюме и белоснежной рубашке, он проходит вдоль прозрачной стены, и никто не узнает в нем премьера. Вот кто-то нечаянно толкнул его, извинился на ходу, он отвечает «ничего страшного, моя вина» и продолжает неторопливое шествие. Его взгляд устремлен в ту же сторону, что и слепые стекла лайнера. Он открыт в своем шествии, осанке, позе — голова чуть вскинута, а руки за спиной. Это шествие с достоинством проигравшего человека. С достоинством ли?.. Пожалуй, дело совсем в другом, подумала Голда. Просто он устал от нее, а она — от него. Такова жизнь.

Голда невольно втянулась в эту игру, ожидая взлета «Боинга». А команды на взлет все нет и нет. Министр бросила взгляд на часы и покачала головой: уже пятнадцать минут опоздания. Она подумала об официальных лицах, которые должны встречать ее в московском аэропорту: это представители и российского МИДа, и израильского посольства во главе с послом. Самолет — не поезд, время в пути не нагонит.

Она остановила бортпроводницу из состава правительственного экипажа и попросила узнать у первого пилота, в чем причина задержки. Стюардесса вернулась через пару минут и доложила: «Заминка в технической службе. Проверяются документы — возможно, в баки попало некондиционное топливо». Голда с ужасом представила механиков, сливающих некондицию в огромную цистерну...

Она разложила на рабочем столе бумаги, но работа тут же повалилась из рук. Невозможно сосредоточиться, находясь в состоянии томительного ожидания. Уж скорее бы борт взлетел и лег на курс, тогда мысли лягут в параллельном направлении, устремятся вслед другому рейсу...

«У Дани есть шанс, и пусть он не упустит его».

Не упусти его, мысленно телеграфировала Голда. Она снова отметила время и, точно зная время вылета самолета с делегацией «Хамаса», отчетливо представила его над акваторией Черного моря. Его маршрут лежал между Туапсе и Керчью. Его левый борт, обращенный к полигону, уже виделся израненным тысячами поражающих элементов.

Что-то кольнуло в сердце Голды, и она ощутила резкий прилив адреналина. Неужели?! — прошила грудь и голову незаконченная мысль. Неужели настала пора и себе сказать, дополнить ту фразу, рожденную несколько вечеров назад: «У меня тоже есть шанс, и я не упущу его»?

Напряжение отпустило ее так же быстро, как и сковало. Она словно прикрылась высказыванием Наполеона: «У государственного человека сердце должно быть в голове».

Голда вспомнила в деталях другой разговор с Дани. «У нас наметился шанс покончить с главарями террористов до того, как они приземлятся...» И тут Дани осекся. Продолжил с запинкой, словно выкрутился: «За столом переговоров».

Во рту Голды, также спешащей к этому столу, внезапно пересохло. Она закашлялась, выпила воды, прикурила сигарету, смотрела покрасневшими глазами прямо перед собой. Ей отчего-то стало страшно. Как раз в то время, когда правительственный «Боинг» начал выруливать на взлетную полосу.

Министр подозвала начальника службы безопасности и пригласила его за стол. Она повторилась, задав ему вопрос:

— Время учений украинской ПВО не изменилось?

— Нет. Мы несколько раз делали запросы. И в штабе ВВС, и в «Амане» говорят совершенно однозначно: нет.

— "Аман" меня не устраивает, — категорически заявила Голда, представляя себе одного из заговорщиков. Эйтан окончил Академию национальной обороны. В каком бы костюме он ни появлялся на люди, всегда носил неприметную орденскую ленточку «Итур хамофет», свидетельствующую о доблести. Пожалуй, устранение лидеров «Хамаса» позволит ему втайне надеяться на звание «Герой Израиля». Насколько помнила Голда, за все время существования Израиля этого высокого звания удостаивались всего двенадцать человек. Что же, рассудила она, Дани мог обещать ему нечто подобное. — Проверьте информацию по другим каналам, — распорядилась министр.

— Хорошо. — Офицер вернулся на свое место и связался по мобильному телефону лично с директором аэропорта Леви Эжбу. Бывшему шефу ВВС подчинялись все службы, включая службу безопасности полетов Бен-Гуриона, так что вся информация стекалась к опытному генералу военно-воздушных сил.

Леви в это время находился в башне диспетчерской службы и мысленно повторял молитву. Одетый в деловой костюм и темно-синюю рубашку, он провожал взглядом «Боинг» и был бледен.

— Да, слушаю, — ответил он на звонок помощника министра. — Воздушная зона закрыта для пролета самолетов, — сказал Леви, — но не все рейсы придерживаются рекомендаций. — Он точно знал, что и теперь воздушная зона при работе зенитно-ракетных войск Украины была в несколько раз меньше требуемого. Перекрывать движение на одном из самых оживленных перекрестков международных воздушных трасс — удовольствие дорогое.

Согласно сценарию учений, во время стрельбы «Веги» другие системы прекратят работу, и в воздухе не будет ни одной мишени, кроме «Рейса», «назначенного для уничтожения». Обоснование — давно не стрелявшие дивизионы.

— Мои данные говорят о том, что ровно семь минут назад украинской ПВО были выпущены первые мишени и ракеты, — доложил Леви. — Всего ожидается двадцать два пуска ракет, включая ракеты комплексов войсковой ПВО небольшой дальности. Результаты мне пока неизвестны. Через пятнадцать-двадцать минут на полигоне будут свернуты все работы. Плюс свертывание ракетных комплексов — около двадцати пяти минут, но это уже в «безопасном» режиме. Ваш борт к этому времени будет на подлете к Кипру, а впереди — Турция, за ней южная акватория Черного моря. И у вас море времени. Причин для беспокойства нет. Но я вас буду держать в курсе.