– Да. Так о чем вы хотели говорить? Думаю, не о погоде.

– Об Анне. О нашей с вами Нюше. Света, умоляю, повлияйте на неё! Она избегает меня! И это именно сейчас, когда, казалось бы, все устраивается! Я развелся с женой. Я готов жениться на Ане. Я могу обеспечить её жизнь! Она будет счастлива! Она довольно помучила меня, проявила характер. Подскажите ей, что уже довольно ребячиться. Вы замужняя женщина, вы опытнее, дальновиднее… У вас женская интуиция и все такое… Прошу вас, Светочка!

С первых слов Ивлева Светлана уяснила суть его просьбы, но его красноречие не вызвало у неё сочувствия, на которое он рассчитывал. Именно женская интуиция подсказывала ей, что Эдичка рьяно стремится сохранить свой привычный мирок. Если бы ему представилась такая возможность, то он и Зину прихватил бы с собой для полного комплекта. Инстинктивно, благодаря чутью, Светлана прямо-таки видела ближайшее будущее Анны, если бы та ненароком поддалась на уговоры Ивлева. Подруга ясно представлялась ей удрученной капризами художника, разочарованной, надломленной. Нет, этого допустить нельзя! Светлана собралась с силами и сказала:

– Послушайте, Эдуард! У вас уже есть, как я понимаю, хорошие заказы в Голландии. Едва бы вы поехали туда на пустое место. Ваша работа такова, что язык для вас большой роли не играет. А что там придется делать Ане? Ведь она неплохой инженер, но будет ли она востребована там? Сидеть дома она не сможет. Аня скиснет от тоски. Потом, ей давно пора рожать, а нужен ли вам еще один ребенок?

– Я как-то не думал обо всем. Надо определиться с главным – со мной она или нет. Я бы обеспечил её…

– Вы-то не думали, а она, видно, поразмыслила. Дело в том, Эдик, что Анна очень самостоятельная, здравомыслящая молодая женщина. Она женщина, Эдик, а вы-то все считаете её девчушкой без возраста.

– Что вы этим хотите сказать? – насторожился Ивлев.

– Ей не свойственно играть в прятки. Она не ребячится, нет. Ей всегда доставало ума и воспитания для своих поступков. Видимо, Эдичка, Анна приняла решение, и мы с вами оба не в силах уже что-либо изменить.

Светлана встала и протянула ему руку. Ивлев коснулся её пальцев, пробормотал прощальные слова и пошел прочь. Она устало посмотрела ему вслед. Эдичка оставался элегантным, не смотря на досаду. Благодаря сочетанию таланта с предприимчивостью он добился внушительного профессионального успеха, но не закрепил достижений в личной жизни. Теперь Ивлев страстно стремился упорядочить свою жизнь для абсолютного благоденствия. Делить свой быт и постель Эдичка желал с той, которая ему наиболее приятна. Ивлев эгоистичен. Он еще будет носиться с этим своим желанием, пока новые реалии не завладеют его сознанием. Мир для него немного поблек на время, но Эдичка сумеет расцветить его на свой вкус. Ведь он даровитый художник, с богатым воображением.

Ситуация немного развлекла её и одновременно опечалила. Что-то улетучивалось навсегда из привычного совместного бытия подруг. И всюду только страсти роковые, подумалось Светлане.

Весна. Апрель 1992 года. Москва на излете перестройки и на пороге неизвестного будущего. Гадай, не гадай – всего наперед не рассчитаешь.

По моему возвращению из Киева мы встретились с Паниным с рвением, похожим на нетерпение любовников. Обоим было чем поделиться. У Валеры по-мальчишески горели глаза, и я великодушно предоставил ему право первого слова:

– Вижу, хочешь меня чем-то удивить?

– Да, я времени зря не терял! – с удовлетворением подтвердил он. – Есть кое-что любопытное!

– То-то я смотрю – сияешь! Вещай!

Валера самодовольно крякнул, но все же, видимо, решил оставить свои новости на десерт, поэтому вполне выдержанно поинтересовался:

– Ну, а как ты съездил, Сашок? Удалось что-нибудь?

– Будь я по-прежнему следователем, то я бы сказал, что мне редкостно повезло. А сейчас я просто удрученно заявлю, что подтвердились самые худшие наши опасения.

И я подробно изложил все своему лучшему другу и надежному соратнику, стараясь не упустить даже мелких деталей.

– Вот дурак! – в сердцах проворчал Валера, имея в виду Виктора Гордеева. – Ну, как он мог!

– Самый настоящий маньячок оказался наш бывший воин-интернационалист! – угрюмо пошутил я.

– Что, мания душегубства?

– Не совсем. Убийство для него вроде привычной работы. Сноровисто действовал парень. У него к собственной жене маниакальная привязанность. Хотел удивить, хотел быть самым-самым. Ищите женщину, как говорят французы! Шерше ля фам.

– А по нашему – дьявольщина какая-то! – вспыхнул Валера. – Понять его можно, но оправдать никак нельзя! Молодой ведь, здоровый! Знай, себе работай, да живи и баб целуй!

– Убил одного, ограбил – появился этот дьявольский зуд вседозволенности, – мрачно пояснил я. – Дьявол, говорят, любит молодых. Старые хрычи ему ни к чему.

– И что, ты убежден, будто Гордеев сам явится с повинной? – удивился Валера.

– Доподлинно выведать чьи-то намерения – задача, конечно, сложная. Но, ты знаешь, Валер, я ему поверил. Устал он. Измаялся. Женщина эта убиенная, Валентина Михайловна, выказывается ему по ночам. С психикой у парня нехорошо. Думаю, явится Виктор с повинной.

– Ну, поживем – увидим, – неуверенно пробормотал Валера, мрачнея на глазах.

Я догадывался, что в нем вздыбилось закоренелое чувство долга. Панин сдал бы Гордеева властям с облегчением и удовлетворенностью. Мои новоявленные уловки были ему не по душе, но он молчал.

– А ты мне что расскажешь? – заинтересованно спросил я его.

– Я тебе даже покажу! – оживился Панин, доставая пачку фотоснимков. – Уж побегал я за этой блондиночкой! Все опасался, как бы что с ней не вышло! Опекал, как самую родную-дорогую, а заодно все снимал, когда удавалось. А удавалось частенько, доложу я тебе! Смотри!

Передо мной замелькали мгновения жизни блондинки, старательно запечатленные Паниным. Светлана с дочкой, Светлана садится в машину, выходит из неё, Светлана с матерью, Светлана у больницы. Анна у подъезда Шабановой. Красивый, даже стильный снимок: Валера явно проявил усердие.

Я бегло просмотрел еще раз каждую карточку. Ничего особенного, вполне обычная жизнь молодой современной женщины. Я был уверен, что Валера дополнит мне что-то на словах, но вышло иначе. Панин выждал момент и молча извлек из потайного внутреннего кармана пиджака еще несколько снимков. Я впился в них глазами. Хитрый Валера восторжествовал. Самые впечатляющие свои фотоработы он оставил напоследок. На десерт.

Я вглядывался в снимки внимательно, даже с некоторым волнением. Их откровенность была красноречивее всяких слов.

– Ну, что? – спросил Валера, довольствуясь произведенным эффектом.

– Как в кино, – ответил я, усмехаясь. – Настырный ты сыскарь, Панин! Взрыхлил почву вокруг блондинки основательно!