Я то и дело замечал ошибки привязки не только в действиях покупателей и продавцов недвижимости, но и в повседневной жизни. Однажды я ехал домой в плотном потоке машин, и меня подрезал внедорожник: я мог либо уступить ему место, либо «настоять на своем», рискуя столкновением с ним. Такое случается по нескольку раз в день, так что я не видел необходимости ввязываться в эту историю только из опасения небольшой задержки. Внедорожник занял «мое» место (вот вам и привязка: я привязался к абстрактному движущемуся участку пространства, имевшему для меня уникальное историческое значение, и я позволяю ему определять мое поведение за рулем). Мы были в очереди из приблизительно семидесяти машин на печально известный, самый медленный левый поворот в городе Ньюпорт-Бич. В принципе дорога была двухполосной, но на ней шел ремонт, оставивший для проезда только одну полосу, и сложная последовательность переключения светофоров пропускала за каждый двухминутный цикл всего лишь десятка два машин. Вдруг, когда мы наконец доберемся до светофора, этот противный внедорожник последним проедет на желтый? Раз уж это место было «моим», имею ли я моральное право проехать на красный, несмотря на возможность аварии? Ведь иначе этот жулик выиграет две минуты, которые потеряю я. Это искушение может показаться вам глупым – и кажется глупым мне самому, когда я излагаю его на бумаге, но в жизни поведение такого типа встречается постоянно.

Осознав неразумность привязки по опыту своих инвестиций, я понял, что она так же бессмысленна и на дороге. Превращение в более рационального инвестора сделало меня и более рациональным водителем!

В следующее мое приключение на фондовом рынке меня вовлекли два «специалиста» по долговременным страховым инвестициям. Они утверждали, что разбогатели на инвестициях в компании страхования жизни. По их данным, выходило, что индекс ААА агентства A. M. Best для средней цены таких компаний непрерывно рос в течение последних двадцати четырех лет, и у них были убедительные аргументы в пользу того, что эта тенденция сохранится и в дальнейшем. Разумеется, поразительная полоса везения, которую они обнаружили, закончилась сразу после того, как я вложил свои деньги, и мы все остались в убытке.

Урок: не имея веских подтверждений, не следует рассчитывать на инерцию рынка – то есть на то, что долговременный рост или падение цен сохранится и в будущем.

Размышления об инерции заставили меня задуматься о том, что можно отыскать возможность предсказывать будущие цены на основании прошлых. Чтобы проверить это предположение, я обратился к диаграммам, то есть к методикам предсказания будущих изменений цен на акции (или товары) по закономерностям, которые можно обнаружить в графиках их прошлого поведения. С ними меня познакомил Норман, канадец, живший в Лас-Крусесе в то время, когда я преподавал в Университете Нью-Мексико. Я провел несколько месяцев за изучением его данных и прогнозов, но так и не смог найти в них ничего ценного. Вивиан сказала мне с самого начала:

«Это будет бесполезная трата времени. Норман занимается этим много лет и, судя по всему, с трудом сводит концы с концами. Посмотри на его изношенные ботинки и потертую одежду. А судя по качеству старых и немодных нарядов его жены, когда-то они знали лучшие времена».

Однако я еще не закончил расплачиваться с мистером Рынком[135] за вводный курс по ошибкам в инвестировании. Мистер Рынок – это знаменитый аллегорический персонаж, которого придумал Бенджамин Грэм, чтобы проиллюстрировать чрезмерные колебания рынка вверх и вниз относительно основополагающей коммерческой стоимости котирующихся ценных бумаг. В некоторые дни мистер Рынок бывает возбужден, и цены взлетают вверх. В другие дни мистер Рынок подавлен, и акции можно купить по цене гораздо меньше того, что Грэм называет их «внутренней стоимостью». В начале 1960-х годов спрос на серебро превышал предложение, и я ожидал резкого роста цен. Ожидалось, что стоимость серебра, выплавляемого из находящихся в обращении монет, в конце концов превысит их номинальную стоимость настолько, что разница сможет покрыть расходы и принести прибыль. Билл Рикенбекер, который был одним из спонсоров моей поездки для игры в блэкджек с Микки Макдугаллом и Расселом Барнхартом, запасся к тому времени американскими серебряными долларами и держал их в банковском сейфе в ожидании этого момента.

Дальнейший рост цены на серебро должен был несколько замедлиться по мере его поступления из расплавленных монет. Кроме того, из огромного количества ювелирных изделий, имевшегося в Индии, потенциально можно было извлечь еще около 5 миллиардов унций серебра[136]. Но после того, как спрос покрыл бы эти новые источники предложения, цена должна была подскочить еще выше. Когда цена на серебро перевалила за 1,29 доллара за унцию, стоимость металла в американских долларовых монетах, содержавших 90 % серебра, превысила их стоимость как платежного средства. Монеты стали придерживать и переплавлять на серебро. После того, как американское правительство запретило их переплавку, люди начали копить монеты, а также покупать и продавать их через дилеров мешками по 27 килограммов.

Будучи уверен в правильности этого экономического анализа спроса и предложения, я открыл в одном швейцарском банке счет для покупки серебра. В этом мне с энтузиазмом помогли местные посредники, получившие комиссию за улаживание формальностей. Они рекомендовали открыть счет под залог 33 1/3 %. Это означало, что из каждого доллара, необходимого для оплаты приобретаемого мною серебра, я должен был положить на счет только 33 1/3 цента. Остальное по договоренности с посредниками мне любезно одалживал мой швейцарский банк. Разумеется, при займе на покупку серебра в количестве, втрое превышающем имевшиеся у меня средства, посредники получали утроенные комиссионные, а банк ничего не имел против получения процентов по займу и ежемесячной платы за хранение моих средств.

Цена на серебро росла в соответствии с предсказаниями, и мои посредники посоветовали использовать прибыль вместе с дополнительными банковскими кредитами для дополнительных его покупок. Когда цена дошла до 2,40 доллара за унцию, на моем счете было гораздо больше серебра, чем вначале, и я получил со всех своих покупок большую прибыль. Однако, поскольку я реинвестировал свою прибыль при росте цены, 1,60 из 2,40 доллара за унцию я должен был отдать банку на погашение кредита. Эта ситуация была аналогична покупке дома с начальной выплатой одной трети его цены. Затем цена на серебро упала. Когда это случилось, некоторые стали продавать его, чтобы зафиксировать свою прибыль. Это привело к еще большему снижению цены, продолжавшемуся до тех пор, пока кредиторы других игроков, занимавших в еще больших масштабах, чем я, не стали ликвидировать их кредиты, грозившие уйти в минус, – то есть стоимости их обеспечения могло не хватить на покрытие задолженности. Продажи этих долгов еще более снизили цену, что привело к дальнейшим продажам кредитов, и в результате серебро стремительно упало до уровня, чуть меньшего 1,60 доллара. Этого как раз хватило, чтобы вывести меня из игры, после чего цена снова стала расти. Урок, который я извлек из этой истории, состоял в том, что, хотя мой экономический анализ был правильным, я неверно оценил риск, связанный с чрезмерной задолженностью. Потери нескольких тысяч долларов было достаточно, чтобы правильное управление рисками стало важной для меня темой на следующие пять с лишним десятков лет. В 2008 году оказалось, что почти вся мировая финансовая система не усвоила этого урока и залезла в непомерно крупные долги.