— А когда получится?

— Поймите, это еще не сенсация… пока. Но знаете, я не против того, чтобы написать об этой индустрии путевок в горячие точки. Это не лишено интереса. И возможно, где-нибудь в этой статье я могу подбросить факт, что она пропала там. Ну, понимаете… подчеркнуть иронию происходящего. Вообще-то это прозвучит. Да, я обязательно упомяну о ее исчезновении в статье про всю их индустрию.

Три недели спустя статья и правда выходит под заголовком «ТУРНЕ ПО РЕВОЛЮЦИЯМ» в разделе путешествий и туризма той газеты, где она работает. Белорусы там тоже упомянуты. И слова министра иностранных дел насчет темной-лошадки-в-темном-бизнесе. Об исчезновении Кими говорится в одной строке: «На момент написания статьи оператор, заслуживший подобную оценку министра иностранных дел, задерживается в туристическом отпуске на Новой Гвинее».

Ну… да.

* * *

Национальная Галерея штата Виктория представляет собой монолит купоросно-синего цвета. Этакий угловатый Улуру наших, южных краев. На его синей поверхности выделяется одна-единственная архитектурная деталь. Огромный плачущий глаз. Через этот глаз любителям изящных искусств и приходится попадать внутрь.

Дети подходят к этому огромному глазу, из угла которого струятся к ним ручьи слез, и кладут свои ручонки на этот угол, и слезы стекают по их рукам, и капают с локтей, и земля под их ногами темнеет от этих слез.

Здесь, за этим глазом, собраны лучшие работы всех тех, кого осенило Божьей Благодатью и кто смог воплотить ее на холсте или в бронзе. И лучшие работы всех тех, кто смог подменить ее своими творениями, на холсте или в бронзе. И лучшие работы всех тех, кто решил, что красивые телки, свежие багеты, дешевое красное и ядреный героин — все лучше, чем класть кирпичи, или красить забор, или слушать вздорного клиента, и которых за это порой называют «заметными», и «стильными», и «ломающими каноны», и даже «бунтарями».

И здесь, в этот вечер, Комитет по выбору флага представляет финалистов конкурса. В Послевоенном Зале, открытом генерал-губернатором в сорок шестом году. Там, куда в наши дни открыт бесплатный вход ветеранам Вьетнама. Они снуют туда-сюда по залу и, оказавшись вдруг перед холстом Джексона Поллока, застывают, покачиваясь на каблуках своих солдатских бутсов, и брезгливо спрашивают: «После какой, мать вашу, войны?» — и в зале наступает почтительная тишина. Ибо войну их опять принизили, даже здесь. И задают этот вопрос достаточно громко и достаточно часто, чтобы эта часть галереи стала известной в городе как «после-какой-мать-вашу-военный зал».

Здесь собралось сотни две людей. Но Кимико среди них нет.

Комитет угощает собравшихся сыром кубиками, и крекерами «Джатц», и шампанским. Члены комитета щеголяют самыми крутыми, заимствованными у других культур и воспроизведенными в яркой синтетике прикидами, и прическами, глядя на которые с трудом удерживаешься от смеха, и загарами разных широт, откуда они только что прилетели.

Они надеются представить пять прошедших в финал флагов перед приглашенными камерами всех крупнейших телекомпаний — они это называют элементом гласности, и перед рядом журналистов и фотографов крупнейших газет — они это называют элементом престижности, и перед рядом второразрядных политиков и звезд города — это они называют полезным балластом.

Пять вышедших в финал флагов выполнены из тончайшей шерстяной ткани модным кутюрье, обычной работой которого является волшебное превращение необъятных задниц невест светских знаменитостей в изящные мальчишеские попки, что достигается с помощью волшебно скроенных и сшитых метров тафты, и кружев, и льняной ткани. Потом этих невест фотографируют на свадьбах для обложек женских журналов, и там же помещают фотографии кутюрье с бокалом шампанского в руке и лукавой улыбкой, ибо он волшебник, преуспевший в магическом портновском искусстве.

После-какой-мать-вашу-военное искусство на этот вечер убрано со стен, и вместо холстов на западной стене После-какой-мать-вашу-военного зала вывешены бок о бок флаги, а рядом с каждым — табличка с краткой биографией автора.

Я отношусь к флагам других финалистов совершенно спокойно. Я говорю всем, что это весьма впечатляющая экспозиция и что конкурсанты весьма сильны, тогда как на самом деле это просто попытка жюри охватить все политические течения. Мне становится даже жаль людей, вовлеченных в эту историю вместе со мной. Я ощущаю пустоту — место, где рядом со мной должна была стоять Кими.

Одного из нас должны объявить победителем в День Австралии почти здесь же, только через дорогу. На торжественной церемонии, на специальной временной сцене, которую воздвигнут ради такого случая. Ради избранного автора вероятного флага вероятной республики.

Я узнаю всех по фотографиям на табличках. Здесь Факира, лесбиянка, мать двоих детей, которым приходится получать образование у них в тесной спальне, поскольку она хочет, чтобы ее дети получили образование в свободной от предубеждений обстановке. На ней бирюзовый бурнус и сандалии, и она сама производит впечатление свободной от предубеждений, хотя и заинтересованно-улыбчивой. На ее совести сплющенная гомосексуальная радуга под белым Южным Крестом.

Далее следует Аманда, бывшая новозеландка. Киви-обратившаяся-австралийкой, художница. Она с самого начала прицепляется ко мне с разговорами за жизнь и на поверку оказывается горячей сторонницей любых радикальных социальных перемен, которые теоретики выносят на общественное обсуждение. У нее буквально чешутся руки проводить эти теории в жизнь — дубинкой по башке всех, не выказывающих должного энтузиазма. На ее флаге красуется серп со всякой всячиной. Жизнь, говорит она мне, надо изобретать заново трижды в неделю, иначе она теряет смысл. Она делает ударение на слове «неделя», словно опасается, что тупица вроде меня поймет ее неверно и ограничится изобретением жизни заново всего лишь трижды в год.

Имеется еще профессор Ирвин Менц, зловещего вида ультра-гей в брюках дудочкой и лиловой рубахе, со свисающими вниз усами, нафабренные кончики которых загибаются кверху наподобие рогов кафрского буйвола. Он наложил Южный Крест на аборигенский триколор, и похоже, он всего раз или, максимум, два покрутил кончик своего нафабренного уса между большим и указательным пальцем, прежде чем изобразить это.

И еще имеется двадцатилетний парень с автомобильного завода по имени Тревор. Одежда его выглядит, словно изготовлена в Китае и не предназначалась на экспорт. Его флаг совсем уж дурацкий: просто сочетание белой, красной и синей полос, и, если он действительно честный человек, ему должно быть здорово стыдно находиться здесь.

Ну и еще имеюсь я. Предлагающий вам, друзья, то, что вы хотите видеть в лучах утренней зари; что-то, что представляется разом благородным, демократичным, историческим, исполненным смысла, и так далее, и тому подобное.

То бишь мой, висящий крайним справа флаг, выдающийся финалист. Скала и созвездие. Ни намека на Гранж-боя и Дряхлого Старикашку, стоявших у истоков. Всего лишь южный ночной небосклон, на котором отражаются цвета туземцев, и всего лишь скала, символ этой земли.