подвинули, и общество заглохло. Или… Или ушло в подполье, как тайному обществу и положено.

И тогда несложно объяснить, откуда взялись какие-то темные личности и непонятные танцы с поддельными ящиками. Никакие другие ценности не вывозили с таким количеством сложных предосторожностей и дублерных грузов. Только янтарку.

Она, конечно, красивая, но устраивать ловушку с ипритом… Бляха! Я коснулся подбородка. Кожа все еще почесывалась и кое-где была покрыта воспаленными пятнами. Хорошо не волдырями, эти пятнышки легко можно списать на раздражение от бритья тупой бритвой.

Итак, что у нас получается…

Вдруг из коридора раздался топот множества ног и крики. Я вскочил и высунулся из-за двери.

— Что случилось? — спросил я у караульного бегущего в сторону кабинета коменданта.

— Пульмана убили! — выпалил он и помчался дальше, придерживая фуражку.

Пульмана? Военного искусствоведа?

Хм, интересненько…

Я прислушался к тому, что происходит у графа. Собравшихся там, похоже, новость ни разу не тронула. Ладно, раз я все равно графу не нужен, пойду послушаю, что там стряслось.

Я прикрыл дверь в свой кабинет и решительно зашагал к выходу.

Место происшествия уже оцепили. На площади было полно фрицев в форме, эстонцев и чуваков с белыми повязками полицаев. Торговцев и случайно попавших под горячую руку прохожих согнали в тесную кучу и заставили сесть прямо на мостовую. Из матюгальников неслась бравурная и радостная музычка, добавляя происходящему оттенок сюрреализма.

Так, где у нас тут центр всей этой композиции? Ага, вон там, рядом с павильоном, построенным из говна и палок специально к празднику. Я двинул к квадратному деревянному сарайчику с крышей из соломы. Должно быть, тут собирались устроить какой-то праздничный балаган внутри, явно декоративная постройка.

Трое СД-шников обступили стоящего перед ними на коленях упитанного мужичка с окладистой бородой. Тот бессвязно лепетал что-то, шапка с головы слетела, лицо аж белое от ужаса.

— Эй ты! — один из фрицев ткнул в мою сторону дулом винтовки. — Ты кто такой и чего здесь трешься?

— Меня герр граф фон Сольм-Лаубах послал узнать, что случилось, — втянув голову в плечи и поправив очочки пробормотал я. — Я Алекс Волков, могу аусвайс показать…

— Волков? — встрепенулся тот СД-шник, который допрос пытался вести. — Ты же переводчик? А ну иди сюда, а то я ни черта не понимаю, что он там болтает!

Отлично, на то и был рассчет!

Я торопливо подлез под низенькими бутафорскими перильцами, украшенными бумажными цветами и встал рядом с тремя СД-шниками.

— Это ты убил Пульмана? — резко спросил главный из троицы. И прикрикнул. — Переведи ему?

— Привет, отец, я переводчик, — сказал я по-русски. — Они хотят знать, ты ли убил Пульмана.

— Да не убивал я никого! — взвыл мужик. — Не убивал! Христом-богом клянусь, я когда зашел, он там уже мертвый лежал!

— Да не ори ты, а то тебя даже в комендатуре слышно, — сказал я и повернулся к СД-шнику. — Он говорит, что труп уже был, когда он пришел.

— Врешь, свинья русская! — один из фрицев отвесил мужику пинка. Тот захрипел и сложился пополам.

— Хотите, я расспрошу его о подробностях? — тихо поинтересовался я у главного.

— Валяй, — скривился тот. — Только не думай, что он тебе правду скажет. Русские все время врут.

Я присел напротив мужика.

— Эй, отец, ты как? — спросил я. Тот посмотрел на меня с ненавистью. — Да не смотри ты зверем, я же помочь тебе хочу. Так что там случилось?

После еще пары серий причитаний, мужик наконец-то изложил суть дела. Этот павильон построили для праздника, который должен был быть сегодня после обеда. И он, Еремей Игнатьич, должен был туда вяленой рыбы притащить, в качестве закуски. И чтобы, стало быть, понять, как и что надо будет там раскладывать, он пробрался в закрытый еще павильон, а там — это…

«Это» выглядело совершенно ужасно. Прямо посреди домика к доскам пола был гвоздями приколочен совершенно голый мужик. Живот вспорот, кровища и кишки вокруг, а на стенах кровью же намалеваны всякие каляки-маляки непонятные. И изо рта трупа вывыливаются бусы янтарные. Будто их пытались в рот целиком засунуть, но тело, когда умерло, рот раскрыло, вот они и вывалились. Вечером ничего этого еще не было, он самолично заглядывал…

Тараторил он торопливо, зыркая то и дело по сторонам. Совесть у этого самого Еремея Игнатьича явно была не чиста, но грехи его были в чем-то другом, разбираться мне было лень.

Я встал, посмотрел на главного из СД-шников и пересказал только что услышанное.

— Не виноват он, — сказал я. — Кто-то другой это убил.

— Понятно, — покривил губы главный из фрицев. — Тащите веревку сюда.

Меня быстро оттерли в сторону, мужичка ухватили под локти. Тот завыл, сообразив, что сейчас произойдет. Плюнул в мою сторону. Но получилось, что на себя.

Вот бляха…

Я снова шагнул вперед.

— Герр офицер! — чуть громче, чем следовало, сказал я. — Может не стоит вешать этого торговца в день народного праздника?

— Уж не ты ли мне будешь указывать, Волков, что мне можно делать, а что нет? — зарычал СД-шник.

— Ни в коем случае, — я втянул голову в плечи. — Просто… распоряжение отдела пропаганды… Люди должны почувствовать доброту и щедрость великого фюрера, проникнуться торжеством Рейха… Труп плохое украшение праздничной площади…

— Стойте! — чуть помолчав, скомандовал главный. — Тащите его пока в фильтрационную. Потом разберемся.

Мужик повис на руках фрицев безвольной куклой. Губы его шевелились, судя по бормотанию, он поминал всех святых, которых смог вспомнить, богородицу и прочих покровителей, которые только что спасли его от веревки.

Я отступил в сторону и привалился спиной к стене. Удачи тебе, мужик. Может и выживешь…

* * *

Одним глазом я смотрел, как Рубин ловко орудует щетками, наводя блеск на мои сапоги, а другим палил за графом. Вот он со скучающим видом прошелся вдоль ряда торговцев разной мелочевкой. Пошевелил тростью кучу капустных кочанов в телеге у бородатого крестьянина. С брезгливым видом осмотрел тощую козу. Нервно огляделся, вынул из кармана часы. Сжал губы. Еще раз осмотрелся.

Ага!

Рядом с ним остановился какой-то хрен в штатском. Рыжий, лицо все изрыто оспинами. Знакомая какая-то рожа, вроде видел его в комендатуре пару раз, когда жаловаье получал. По сторонам глазеет, типа просто мимо шел, но хрен там. Слишком уж подчеркнуто они друг на друга не смотрят, как и мы с Рубином.

Вот граф просветлел лицом, облегченно вздохнул и направился легкой походкой прочь с рыночной площади. Мимоходом двинув тростью под дых какого-то оборзевшего торговца, который принялся ему свои пряники навяливать на смеси русского и немецкого.

— Достаточно, Евдоксий! — с деланным высокомерием кивнул я, незаметно сунув цыгану несколько купюр