— Ой! — спохватилась Наташа. — Мне нужно одеться.

Она вскочила, но он ее удержал.

— Погоди. Это дело не требует отлагательств.

С этими словами Айвар завладел ее рукой и надел на подставленный палец золотое колечко со сверкающим камушком. Они стояли так близко, что он не мог видеть Наташу ниже плеч.

— Как ты угадал размер? — удивилась она, поворачивая руку так и этак.

— Я купил три кольца, — признался Айвар. — Чтобы наверняка.

— Это непозволительное расточительство!

— Нам все равно в Таллинн. Две штуки вернем.

— Ты предусмотрительный!

— Очень, — подтвердил он и деликатно сплюнул кровь на песок. — Теперь полагается поцеловать тебя, но с этим придется подождать.

Айвар с извиняющейся улыбкой поводил языком во рту.

— Тогда просто отвернись, — попросила Наташа.

Ей вдруг сделалось ужасно холодно. Поспешно одеваясь, путаясь в рукавах и штанинах, она догадывалась, что причина этого леденящего, смертельного холода кроется не в ветре, дующем с Балтики. Подняв голову и придерживая растрепавшиеся волосы, она посмотрела в сторону маяка. Никто не возвращался оттуда. Оба Неделиных, молодой и старый, как сквозь землю провалились.

При этой мысли Наташа похолодела еще сильнее.

— Пошли отсюда! — крикнула она Айвару. — Быстрей! Быстрей же!

И, не дожидаясь его, она побежала.

Когда Айвар последовал за ней, пляж опустел. Брошенные велосипеды громоздились на песке нелепой кучей.

В тени башни маяка было прохладно и сумрачно. От высокого фундамента, сложенного из обтесанных известняковых глыб, тянуло сыростью и тленом.

— Теперь скажешь, зачем мы сюда приперлись? — спросил Неделя, чувствовавший себя все неувереннее по мере отдаления от Наташи.

— Пошепчемся, — сказал дед, колдуя над огромным навесным замком. — Есть тема.

Он опять был прежним Сашей Черным, прожженным до мозга костей вором.

— Какая тема? У тебя там нычка?

— Ага. Волыны. Нужно перетереть, что с ними делать.

— Тут я не при делах, — предупредил Неделя.

— Не очкуй. Побазарим и все.

Тяжелая дверь распахнулась, выпуская запах затхлой сырости. Мужчины вошли и прищурились, привыкая к полумраку. Дневной свет, проникавший сверху, падал на ржавую винтовую лестницу, повторяя ее геометрические изгибы и изломы. Задрав голову, Неделя присвистнул. Эхо повторило свист и преумножило. Получилось звонко.

— Не учел, — пробормотал Саша Черный.

— Чего? — не расслышал Неделя.

— Эхо, тля. А я хотел по-тихому. Или не услышат, как считаешь?

Неделя заморгал, не веря глазам. Дед, отошедший на безопасное расстояние, держал перед собой пистолет. Ствол был недвусмысленно направлен в живот Недели.

— Такие дела, внучек, — вздохнул старый вор. — Придется тебя пришить. Не держи зла.

— За что, дед? — опешил Неделя.

— Думаешь, я просто так тут чалюсь? Общак на мне.

— Но ты говорил…

— Мало ли что я говорил. Такие вещи не для посторонних ушей.

— Зачем же ты сейчас сказал? — спросил Неделя, следя за дедовским пальцем внутри предохранительной скобы. — Молчал бы. Спровадил бы нас и все.

— Я так и хотел, — досадливо крякнул Саша Черный. — Но поздно было. От вас палево, Серега. Тебя воры ищут, шмару твою — мусора. Мне предложили самому тебя завалить и закрыть вопрос. Пришлось соглашаться. Иначе тут завтра толпы будут шариться, а мне общак держать надо.

В груди Недели стало тоскливо и пусто.

— Скажи, что мы слиняли, дед, — попросил он.

— Поздно, — повторил Саша Черный. — Ирка стукнула. Она не зря ко мне приставлена.

Неделя с усилием сделал вдох.

— Ты оставил ее с Наташей, чтобы…

— Она сама осталась. Так братва решила. Вчера маляву принесли.

— Паскуда, ты, дед.

— Нет, — возразил Саша Черный. — Я вор. Мне воровской закон дороже, чем…

Он не договорил. Неделя разговор продолжал не для того, чтобы деда пристыдить и пробудить в нем совесть. Он заговаривал старику зубы, чтобы спасти Наташу, которая осталась с глазу на глаз с Ириной. На пустынном пляже. Без свидетелей, без малейших шансов одолеть опытную воровку.

На слове «воровской» Неделя присел, пружиня ноги. На слове «чем» оттолкнулся от бетонного пола и прыгнул вперед. Пуля пронзила его в полете, но не помешала сделать новый толчок. Саша Черный выстрелил снова. Оранжевая вспышка погасла гораздо раньше, чем эхо, гуляющее внутри пустой башни.

А еще раньше Неделя врезался в старика, который больше не был его дедом. Они опрокинулись на пол, где Саша Черный умудрился вывернуться и оказаться сверху.

Неделя увидел черное дуло и резко мотнул головой. Он услышал удар пули в бетон, а в следующую секунду увидел, как из глазницы старика выплеснулась кровь. Уронив руку с пистолетом, он обмяк и упал.

Мгновенно оглянувшись, Неделя не увидел постороннего стрелка. Саша Черный убил себя сам. Рикошетом. Пуля вернулась прямиком в глаз, целившийся в Неделю. В полном соответствии с поговоркой о том, что не следует рыть другому яму.

Столкнув с себя отяжелевшую ногу покойника, Неделя заковылял к двери. Отдалившись от маяка метров на пятьдесят, он сообразил, что следовало прихватить с собой пистолет, но возвращаться было поздно. Счет шел на секунды. Сил у Недели хватало лишь на то, чтобы переставлять ноги, а ему нужно было успеть к Наташе.

Кровь наполняла его джинсы и противно плескалась там, прилипая к мошонке и ягодицам. Обе пули попали в живот, одна выше, другая ниже. Любая из них могла оказаться смертельной, но не сейчас. Сперва нужно было спасти Наташу.

А потом она спасет его, Неделю. Разве он может умереть, когда она рядом? Нет, конечно, нет. Одно ее присутствие сделает его бессмертным. С ее помощью он преодолеет боль, преодолеет любые испытания. Только бы успеть, только бы успеть!

Если бы чайки, кружащиеся над бегущим Неделей, могли рассуждать логически и мыслить связно, они бы решили, что он смертельно пьян, потому что при каждом шаге его бросало то в одну сторону, то в другую. Тем не менее он ухитрялся продвигаться по прямой, причем со скоростью, которой никак нельзя было ожидать от человека с двумя пулевыми ранениями в живот.

Труднее всего было взобраться на гребень песчаной дюны, но Неделя справился. Правда, здесь ему пришлось на пару секунд упасть на колени, но он твердо знал, что очень скоро встанет и побежит дальше. Это все ноги проклятые. Самому ему не требовалось передышки.