Гангея резко поднялся, напугав слуг, и вновь подошел к перилам. Отыскал глазами Брахмана-из-Ларца. Убедился, что тот обеспокоен не меньше, и знаком приказал развести соперников. Умница Дрона, прекрасно понимая щекотливость поручения, сам на арену идти не стал. Он наклонился к своему сыну, что-то шепнул ему на ухо, и маленький (весь в отца!) Жеребец побежал к противникам. По дороге он ловко отобрал личину у какого-то скомороха и напялил ее себе на голову, полностью скрыв лицо. Палицы еще не успели сойтись, рождая треск и грохот, а незваный гость с разбегу запрыгнул прямо на плечи к Страшному, ухватил здоровяка за уши и оглушительно заржал на весь стадион, оправдывая собственное имя. Трибуны разразились хохотом, даже почтенные раджи схватились за животики, но сын Дроны уже валялся на земле перед обоими царевичами и потешно дрыгал ногами.

Ни дать ни взять Червь Творца, поверженный двумя Индрами.

Шутовская выходка разрядила ситуацию. Дрона для виду прикрикнул на стражу, веля отловить забавника в личине, но Жеребца уже не было на арене.

Скрылся в проходе.

Исчез.

А вскоре рядом с Дроной вновь стоял строгий сын-брахман, молоденький бычок меж дваждырожденных, которого просто невозможно было заподозрить в ерничестве.

На арене же спешно начали наводить порядок. Приближалась кульминация: Серебряный Арджуна должен был демонстрировать собравшимся владение небесным оружием.

Три года назад Грозному удалось убедить Брахмана-из-Ларца открыть перед Арджуной сокровищницу Астро-Видьи. Сам Арджуна был счастлив, даже не задумываясь, что этим он напрочь отрезает себе путь к хастинапурскому престолу. Цари, согласно святым предписаниям, бывают трех видов: царь по происхождению, царь-герой, прославившийся аскезой и добродетелью, и царь— полководец. Последний, как правило, теряет возможность сидеть на троне, служа военной поддержкой первому или второму. Да и Дрона, по предварительному сговору с Грозным, обучал Арджуну искусству Астро-Видьи лишь в том объеме, какой применим в войнах смертных. Ничего способного вызвать гнев богов или необратимые последствия Серебряному гордецу передано не было.

Быть ему главным воеводой при Махарадже.

Уйдет Грозный, уйдет Дрона — пусть имперским злоумышленникам снится по ночам мощь Арджуны.

Пускай трепещут.

Единственное, чего не понимал Гангея, так это того, каким образом Арджуна станет публично демонстрировать свое искусство. Но Дрона поклялся, что жертв не будет, а будет лишь праздник и великое зрелище, — слов же на ветер Брахман— из-Ларца не бросал.

Да будет праздник.

Да будет великое зрелище.

После которого Грозный вслух объявит о подготовке «Приношения Коня» и «Рождения Господина».

От перил невыносимо пахло сандалом. И еще: у вечного регента почему-то дергалось левое веко.

Царевичи заблуждались, полагая сегодняшний день своим звездным часом.

Молодости свойственно преувеличивать.

Дрона стоял на западной террасе снежным сугробом: белые одежды, белый брахманский шнур-джанев, седая борода, седые кудри до плеч, венок из белых цветов карникары, не имеющих запаха, гирлянда из цветущей лианы-медвянки, олицетворения женщины, нуждающейся в поддержке, а также мира, опирающегося на праведных, — он стоял, маленький брахман, отрешенно глядя перед собой навек серыми глазами.

Они с Грозным смотрелись ровесниками, хотя сын Ганга был чуть ли не вдвое старше Брахмана-из-Ларца.

Впрочем, много ли значат годы и внешность для рожденного в небесных садах, для того, кто три года назад проклял бога над свинцовой равниной Прародины?!

Краешек рта дрогнул — Дрона улыбался.

Как мог.

Как умел.

Это был ЕГО звездный час. Это его наука сейчас ярила коней на арене, ловко маневрируя между другими колесницами, это его наука всаживала стрелу за стрелой в отверстие коровьего рога, подвешенного на веревке, его наука поражала дротиками три канонические цели — мягкую, узкую и тяжелую, его наука била копьями в пасть железного кабана, заставляя трибуны откликаться воплями восторга.

И еще: это его наука властно говорила в юных кшатриях, в царских сыновьях. Убийство человека во время битвы не признается за грех, но трижды греховно убить безоружного или связанного, молящего о пощаде или уклонившегося от сражения, сидящего и лежачего, юродивого, евнуха и несовершеннолетнего. Спящий неприкосновенен, нагой в безопасности, слова «я твой!» крепче любого щита, зритель защищен богами и честью воина, удар сзади запретен, а добивать тяжко раненного — вечный позор. Воитель отпускает с миром тех, чье оружие сломано, кто огорчен печалью, охвачен страхом или обратился в бегство, свята неприкосновенность возницы, певца и брахмана, а также женщины и слонихи, а также мальчиков и старцев, пленные же после боя должны быть обласканы, излечены врачевателями и отпущены с дарами.

Таков Закон.

Таковы границы, в которых имеет право действовать Польза.

Брахман-из-Ларца не представлял себе иной войны. Так слепой от рождения не в состоянии представить себе цветущую яблоню.

Или дымящуюся требуху в распоротом чреве оленихи-важенки.

Когда на пустую арену, заново убранную слугами, выехал Серебряный Арджуна, серый взор маленького брахмана остался бесстрастен. Нет! — он даже приспустил морщинистые веки, словно не собирался глядеть на подвиги лучшего из своих учеников. Время шло, снежный сугроб на западной террасе оставался недвижим, и общий крик испуга не смог поколебать спокойствия Дроны.

Он и так знал, что сейчас видят зрители.

Они видят ад.

Пылающую геенну, рукотворное пекло вместо арены, где вода тверда, земля летуча, ветер хлещет наотмашь, а горы бродят пьяными от течки слонихами. Вот сейчас, сейчас погибнет смельчак, вызвавший светопреставление! — но горы корчатся под ливнем огненных стрел, ветер рассечен синим мечом, копыта грохочут по кипятку, словно по булыжнику, и воспаленные губы плюются словами, от которых ад вздрагивает в смятении.

Арджуна демонстрировал владение Астро-Видьей.

Наглядно и безопасно.

И зрители чувствовали себя богами, наблюдающими за схваткой гигантов.

Дрона позволил себе отвлечься и вспомнил, как три года назад приступил к обучению Арджуны, поддавшись на уговоры Грозного. Первые же дни стали днями разочарования. Начало Безначалья, единственное место, где можно было всерьез обучатьс владению небесным оружием, наотрез отказывалось принимать в себя нового ученика. То, что в свое время с легкостью далось Брахману-из-Ларца, не давалось молодому царевичу. Часы медитаций — тщетно! И тело, и дух Арджуны оставались здесь. Дрона расспросил Гангею Грозного о его сроке обучения у Рамы— с-Топором, Грозный ответил искренне, не упустив и рассказ о битве с учителем на льду Прародины, — и понимание пришло само.