— Ро-о-ок, — упираюсь я в плечи мужа, и тут же гортанно вскрикиваю, когда его палец погружается в меня. Телу хочется податься навстречу, насадиться глубже, а разум вопит о недопустимости ситуации. — Ро-о-ок. Я не могу… при ней.

Он замирает, утыкаясь лицом мне в основание шеи. Дышит тяжело. Я ощущаю его голод, как свой собственный. И мне безумно хочется плюнуть на всё и позволить, уступить. Но нельзя же так. Я не животное.

— Я сейчас прикажу её унести, — хрипло ворчит муж, неохотно убирая пальцы из моего тела.

Поправляет бельё и оправляет юбку. Отстраняется и смотрит на меня абсолютно чёрными глазами, ревниво, собственнически. Ласкает взглядом припухшие губы.

— Мне очень хочется посадить тебя сейчас на этот стол и стереть из мыслей всё лишнее. Но, пожалуй, не буду оставлять Ариду в подарок даже крохи твоего удовольствия.

От этих слов я вспыхиваю ещё сильнее, разом представив, что подумает о нас император, почувствовав, чем мы в его кабинете занимались. А ведь почувствует. Секс очень энергетически бурное занятие, оказывается. Я уже об этом читала. Не зря же основным способом обмена энергией между мужчиной и женщиной является именно половой акт.

— Правильно, Мия. Нечего ему знать, насколько ты сладкая. Пускай свою строптивую девчонку пробует.

— Эй, ты о моей сестре говоришь, — возмущённо вскидываюсь я.

— Это делает её менее строптивой? — насмешливо заламывает бровь Рок.

— Она не строптивая, она… — я умолкаю, пытаясь подобрать наиболее подходящее определение.

— Строптивая, — хмыкнув, заканчивает моё предложение муж. — То, что я увидел в твоих воспоминаниях о ней, обещает Ариду очень много хлопот.

— А ты сильно её рассматривал? — подозрительно щурясь, уточняю я, чувствуя, как меня затопляет вполне себе такая настоящая, хоть и неожиданная, ревность.

Кошмар какой! К родной сестре. Которой даже рядом нет. Рок меня покусал, что ли?

— М-м-м-м, дай подумать, — тянет, мечтательно жмурясь, а меня от негодования буквально распирает. — Нет, не сильно. Меня больше занимала её более спокойная и тихая сестра. Такая м-м-м, нежная, трепетная, восхитительная. Пробуждающая незнакомое мне прежде желание присвоить себе, спрятать от всего мира, защищать и оберегать.

И видя мой немного растерянный и недоверчивый взгляд, вдруг смеётся, чмокая в губы.

— Всё, маленькая, иди, иначе я передумаю и мы всё же поменяем энергетику этого кабинета. Сегодня постараюсь освободиться пораньше.

Как раз в этот момент, словно после условного сигнала, дверь открывается, являя нашему взору собранную и серьёзную помощницу мужа. А позади неё маячат высокие фигуры гвардейцев.

— Жозелин, проводи Соломию, — приказывает Рок, отпуская меня и помогая встать, напоследок огладив мою пятую точку.

Поддавшись порыву, я наклоняюсь и целую мужа.

— Я буду очень ждать, — шепчу ему в губы, слегка царапнув ногтями широкие плечи.

И ухожу, чувствуя спиной и тем, что пониже обжигающий взгляд.

Несмотря на не очень приятный разговор с Эскаером, почти весь остаток дня моё настроение иначе, как порхающим, назвать сложно. Просто в словах Рока было столько… чувств. Да, может не совсем любви ещё пока, наверное, но чего-то уже очень похожего. И надежда расцветала во мне всё более буйным цветом, заставляя верить, что сердце мужа уже мне почти принадлежит. И доверять он мне будет. Я ведь не предам. Я хочу быть с ним.

Просто я ведь тоже ему ни разу не говорила о своих чувствах. Не признавалась, как сильно он мне стал дорог, как трепещет моя душа рядом с ним. И даже в мыслях избегала об этом думать, опасаясь быть отвергнутой со своими чувствами, боясь ничего не услышать в ответ. Может он поэтому ревнует? Может по-прежнему считает, что для меня наш брак вынужденный? Может не верит, что другого мужчину я уже никогда не захочу, а не только сейчас?

Чем больше я об этом думаю, тем больше мне хочется сказать ему… признаться, что люблю. Что хочу его любви. Открыться и довериться окончательно.

Может даже сегодня.

К вечеру я принимаюсь готовиться сразу же после обеда. Прошу Жозелин помочь мне выбрать и купить самый умопомрачительный и эротичный комплект белья, который доставляют срочной телепорт-доставкой уже в течение часа, а когда солнце начинает клониться к закату ухожу в ванную и посвящаю наведению красоты ещё час с лишним. Мне хочется сегодня быть для мужа особенной, хочется чтобы он так же забылся в моих объятиях, во мне, как я забываюсь рядом с ним, в его руках.

Выходя из ванной, я сначала даже не понимаю, что меня настораживает. А потом пол под ногами внезапно вздрагивает, накреняясь. Воздух взрывается оглушительным гулом, а от чудовищной мощности силовой волны, прокатившейся надо мной, кажется, что моя голова попросту треснет, либо меня расплющит, разрывая на атомы. Закрыв ладонями уши, я падаю на колени, визжа от страха и боли.

А в следующее мгновение в комнату врывается белая, как полотно Жозелин, тут же бросаясь ко мне. Я едва успеваю заметить, что у неё всё лицо в крови, прежде чем теряю сознание от перегрузки всех сенсорных систем.

Продираясь сквозь вязкую муть, окутавшую моё сознание, я, кажется, хнычу от непрекращающегося болезненного гула в голове, мешающего думать, дышать, слышать.

А потом приходит ощущение жара, сосредоточенного в животе, но распространяющегося на всё тело, следом, кажется, чьи-то прикосновения. И едва различимый за звоном в ушах тихий, хриплый голос.

— Да, адамир. Сьера почти не пострадала… потеряла сознание, но уже приходит в себя… — прикосновение смещается на живот. — Ребёнок защитил… с ним всё в порядке, насколько я могу судить. Сильный малыш.

Дрожащие руки сами собой взметаются, накрывая живот и лежащую на нём ладонь Жозелин. То, что с моим сыном всё хорошо, я чувствую так же ясно, как и непреходящий монотонный гул в голове, словно малыш сам посылает мне успокаивающие волны своей силы и энергии. Но в душу всё равно заползает удушливый страх, подстёгнутый смутным ощущением чужой даже не боли, а нечеловеческого напряжения. Рок. Это его сила, воля и разум держит сейчас всё вокруг в шатком равновесии. Я чувствую это.

— Рок, — выталкиваю из лёгких воняющий гарью воздух, пытаясь открыть слезящиеся глаза. — Что с Роком?!

— С вашим связанным всё хорошо, сьера, — слышу в ответ слабый голос, и далеко не сразу нахожу взглядом Жозелин. Приходится даже болящую голову на голос повернуть.

Она, оказывается, лежит рядом со мной на полу. Бледная до серости. Сглатывает, сжав посиневшие губы, с засохшей на них кровью, и находит в себе силы объяснить: — Он не может сейчас прийти. Дворец подвергся диверсии. И адамир Шаера вынужден срочно латать энергетические бреши в системе безопасности и гравитационных полях.

— Мы падаем на город? — ошарашенно хриплю я, цепляясь за её руку.