была замешана. Все равно ее жаль. Человечина была с большой буквы, не то, что ты, хлюпик. Нервы у нее, как стальные канаты! И почему она парнем не уродилась, я бы на нее свое дело переписал, трудно уже мне стало,70 лет. Без прощания Альберт повесил трубку.

Мужчина задумался.

Его не мучал сейчас вопрос любил ли он Настю, однозначно любил, но и одновременно ненавидел. Из за нее он себе жизнь поломал, вся эта история с пересадкой лица. Да, пусть и ненавидел, но еще сильнее ее любил! А мучал мужика вопрос: он или она сама, когда вырывалась? Почему она оказалась под колесами? Ее уже все равно нет, а последние секунды никак не удавалось восстановить в памяти. С этой муки начинался и заканчивался день мужчины. Есть на нем грeх или нет? Кто ему ответит?

Память его спасала от осознания, что именно он столкнул! Он и никто другой! Но человеку свойственно оправдывать, спасать себя, чувствовать свою правоту и стараться выкрутиться даже несмотря на самый гнусный поступок или преступление. Вот его изворотливый ум и поставил спасительный заслон. И когда, лежа в постели, он прислушивался к своей памяти и напрягался, гудок подходящего поезда, который он слышал в те роковые секунды, становился ближе и ближе. И в день выписки из районной больницы мужчина увидел наконец, как бы со стороны всю картинку. Да, это его рука была последней опорой Насти и его рука столкнула ее под колеса смерти. Теперь с этой мукой в душе ему предстоит прожить всю жизнь.

Глава 19. Глухое, Cибирь, свидание с родителями Насти, сидящими в тюрьме. Новая семья. Рок преследует Игната (Максима)

1

Монотонный стук колес, рождающий ощущение дороги. Он усыпляет. Хочется широко зевнуть, хлебнуть полуостывшего чайку из стакана, повернуться к стенке и выбрать себе сон поинтереснее того, что снился вчера.

"А что ему снилось собственно вчера?" Кaжется все те же лесные просторы тайги, которая протянулась от одного края земли до другого. Кажется — на земле ничего не осталось, кроме этого нескончаемого лесного массива. Мелькают назойливо перед глазами елки, сосны, пихты, лиственницы. Они то то сливаются в сплошной, мельтешащий всеми оттенками зеленого, ковер, то начинают, когда поезд замедляет ход, выплывать по одному. Это напоминает немой театр. Каждое дерево, как актер, стремиться войти хоть на секунду в память пассажиров. Скучно им в лесу стоять неподвижно всю жизнь. За окном поезда мир тайги, таинственный непознаваемый за краткие мгновения. В него надо войти, медленно, деловито. Скоро это и предстоит мужчине задумчиво смотрящего в проплывающие виды. Деревья глупые не знают, что с кем-то из них он скоро познакомится лично. Рассеянно крутя ложечкой в мутноватом чае, налитом в стакан с ажурным подстаканником, он думал о своем. Постоянные мысли о Насте как-то притупили его сознание. Мужчина изменился, седые волосы щедро обсыпали инеем поредевшую шевелюру, в запавших глазах, обведенных темными провалами синевы, казалось, навсегда поселилась тоска. Две резкие полосы между щеками и ртом подчеркивали его худобу, впавшие щеки, опущенные плечи, тусклый взгляд серых глаз. А сколько морщин собралось на его лбу, трудно даже посчитать. Лучики морщинок разбегающиеся от уголков глаз подчеркивали отнюдь не доброту, а скорей испуг и страдание.

Подошел бортпроводник вагона: "ваша станция — Глухое".

— Спасибо, — не поворачивая головы ответил человек.

Он молча поднялся на вторую полку и стянул с третьей свой неказистый багаж. Впечатление было, что он собрался на двухдневный пикник, а не на фундаментальную поездку. Тут так не ездят. Привыкли к солидным, тяжелым неподъемным чемоданам.

Поезд лишь притормозил на несколько секунд, человек спрыгнул с последней ступеньки на мелкие камешки, которые сопровождали рельсы на протяжении всего пути. Испуганная щебенка отскочила от подошв ботинок в разные стороны и тут же остановилась, словно с интересом наблюдала за редким экземпляром. А и вправду, дикое зверье попадалось чаще, чек такая экзотика, как человек, места такие.

Он увидел перекошенное название "Глухое", которое никто не хотел поправить. А может и не кому было? Да нет, вот машина подъехала. Из соседнего вагона два сопровождающих вывели гражданина в наручниками на руках. Игнат, а это был он, подбежал к конвоирам.

— Ребята, мне с вами по дороге, подбросите?

— Ладно, чего там, садись, места много. Сегодня партия не пришла, вот один только "орел" прибыл срок мотать. А ты к кому?

Повидать родственников жены покойной, весть им везу плохую.

— Понимаем, тут про хорошие давно забыли. И ничего не происходит. Разве что на прошлой неделе один убег во время работы. Так сгинет в тайге. Или медведи обломают. Небось уже давно переварили косточки, — конвоир сделал попытку улыбнуться, но только все закончилось кривой усмешкой, обнажившей редкие гнилые зубы с кровоточащими деснами.

Больше никто из них до конца пути не проронил ни слова.

"Ухайдакали мы на живодера столько стрелок тряски, что тьфу твою мать… и его тоже"… Это была единственная фраза самого разговорчивого из конвоиров за час пути.

А в голове у сибирского гостя вертелся комплимент соседа по купе: "Дошлый ты, как погляжу, недотянутый, жрать больше потребно тебе, а то в согру спартачишь и каюк песне. "Любит чухонец подъелдыкнуть". - прокомментировала проходящая мимо бортпроводница. Игнат понял, что попал в другой мир со своими словами, своими негласными законами, да и отношением к происходящему.

Внезапно перед глазами замельтешил забор с колючей проволкой поверху. Служивый ткнул Игната больно в грудь.

— А ты ктош еще будешь?

Пассажир не сразу даже понял, что обращаются к нему.

— Да ладно уж тебе зануду протягивать, с нами он, гость. Чего мозолишь глаза поперек шерсти, открывай, доставили гостинец, столичный, можно сказать знаменитость, законник. Так, что накрывай Паша на стол, отмечать событиё сие, понял плут?

— Да как ты со мной, хамло, разговариваешь, прижму хвост, пожалеешь, нусь проезжай, а варягa давай ко мне.

Кто будешь?

Мужчина показал документы:

Игнат Ибнот-ортум.

— Проходи, мужик, там в казенной комнате тебя уже дожидаются. Правильно сделал, что телеграму послал. Да не колготься. Видишь дом впереди с пожеванной крышей. Смело дверь толкай. Там тебя проверют, а