командир, активно руководит сборами, в какой-то момент, орги останавливаются в пятидесяти метрах от стены и к нам выходит их главный, протрубив в рог.

Затем он начинает что-то показывать жестами, указывая то на трупы соплеменников, то на костёр, то в сторону Дикой зоны.

— Похоже, они хотят сжечь тела своих соплеменников и уйти в Дикую зону, — сообщает Калачь, и я склонен согласиться с ним.

— Не стрелять! Пусть заберут убитых и раненых! — кричу я, напитав голос магией, чтобы услышали все на стене.

Люди отходят от арбалетов, переставая целиться, и орги продолжают собирать раненых и трупы. При этом, часть раненых они добивают, а часть, способную самостоятельно идти, приводят в чувства. В течение часа они разжигают костёр и подлив горючего материала, сжигают тела дотла. Ещё через полчаса, они собираются и уходят строго на восток.

— Полковник, отправьте разведчиков за ними, пусть проследят до пограничной дороги и убедятся, что они покинули зону нашей ответственности, — приказываю я командиру Мухоморов.

— Слушаюсь, Ваша светлость, — отвечает Руденко и отдаёт необходимые распоряжения.

С уходом оргов, начинает темнеть, но ещё достаточно светло, поэтому я нахожу Калача.

— Надо отправить людей за свежим мясом и кровью для раненых, это ускорит заживление и даст шансы тяжелораненым, да и обычным бойцам не помешает такая пища, хоть по одному куску мяса, а надо раздать всем.

— Будет сделано, — отвечает тот и отправляется раздавать указания.

Сам я нахожу спокойное место и усевшись у стены, закрываю глаза, давая возможность мышцам расслабиться, после чего начинаю прокачивать живу по организму, ощущая, как мелкие раны сами затягиваются. Всё-таки даже в пограничной зоне, или как многие её называют нулевая зона, восстановление маны происходит в несколько раз быстрее, да и сам источник начинает расширяться. Если в столице у меня были проблемы с контролем живы, то здесь таких проблем нет, её вполне хватает, чтобы не использовать зелье малого исцеления.

Не заметив, заснул, прямо сидя у деревянной стены, и разбудил меня Шершень, принёсший поджаренный кусок кабана.

— Господин, вам надо подкрепится.

— Благодарю, сами поели? — спросил я, беря кусок мяса и впиваясь в него зубами.

— Да, всем раздают по куску.

— Какие у нас потери? — спрашиваю я.

— Три десятка легкораненых, один убитый из самых молодых, подставился под удар секирой. Два тяжело раненых. Для такого боя хороший результат, — отвечает Шершень.

— Где Хмурый?

— С ранеными его зацепило опять по той же руке, прикрылся ей, когда щит сбили, но там всё нормально будет, Василиса сказала, займётся долечиванием дома, как вернёмся.

— Что у остальных отрядов?

— Общее количество убитых, больше трёх десятков, около трёх сотен, раненных из них две трети легко.

— Значит, на ногах около двух сотен наёмников? — спросил я, посмотрев на своего телохранителя.

— Да, бой дался тяжело, а этих оргов очень трудно убить. Но завтра половина из раненых будет на ногах, так что потери не такие и большие, с учётом того, с кем мы столкнулись.

Что думаете делать с крепостью? — спросил Шершень.

— Попробую оставить себе, да и пока зачистка идёт, лучшего лагеря и не представить, — отвечаю я.

— Это правильно, хорошая крепость, ворота новые поставить и можно пользоваться.

— Что с трофеями? — спросил я.

— Наши гвардейцы охраняют посменно, но не думаю, что кто-то из наёмников, после сегодняшнего боя, рискнёт позариться на ваши трофеи.

— Тогда я спать, нужно восстановить силы и так эту ночь почти не спал, если будут проблемы, будите, — сказал я, с трудом вставая и разминая затёкшие во время сна кости.

Как добрался до койки, даже не запомнил, а вот с утра с трудом открыл глаза, так как всё тело ломило и у меня был жар. Обратившись к своему источнику, попробовал направить в тело живу, но она очень плохо слушалась. Вообще, у меня сложилось впечатление, что каналы заблокированы, да и само тело не слушалось с трудом.

С большим трудом дошёл до уборной и, вернувшись обратно, рухнул на кровать, сразу забывшись тяжёлым сном.

В себя пришёл от тряски, кое-как разлепив глаза, понял, что меня куда-то несут на носилках и, судя по всему, шли мы через лес.

— Госпожа, его светлость очнулись, — раздался знакомый голос.

— Дмитрий, как ты себя чувствуешь? — спросила Василиса, склонившись надо мной.

— Что случилось? — спросил я.

— Отравление, необычным ядом, здесь мне не помочь, нужна моя лаборатория и кое-какие ингредиенты с рынка. При этом отравили давно, яд очень редкий, но действует через пять-семь дней, не раньше. Ещё этот яд двухкомпонентный и каждый в отдельности безвреден, но если дать его в нужной дозировке, через точное время, компоненты накапливаются в организме и выделяют яд, — произнесла уставшая целительница.

— Почему я не чувствую свой источник?

— Этот яд рассчитан на магов, а вот целителя убить им очень трудно, не будь у тебя источника с живой, то всё бы закончилось очень плохо, но кризис миновал, ты выкарабкаешься, главное — нам успеть в лабораторию, — произнесла девушка.

— Хорошо, где Хмурый или Шершень?

— Сейчас я позову, постарайся не пользоваться магией, я заблокировала циркуляцию в твоём теле и поменьше двигайся, — произнесла Василиса и отошла, а я прикрыл глаза.

Заявление о моём отравлении меня напрягло, кто и когда мог это сделать, нужно, конечно, выяснить, но и тот факт, что попытка практически удалась, было неприятным фактом. Похоже, я сильно расслабился, понадеявшись на охрану и порядочность своих врагов.

— Господин, как вы себя чувствуете? — спросили подошедший Шершень?

— Приемлемо, как сказала Василиса, жить буду. Рассказывай, — приказал я.

— Как вас нашли без сознания, позвали Василису, она определила отравление и приказала немедленно доставить вас в Байкальск. Поэтому собрали тяжелораненых, две сотни наёмников и с половиной гвардии и самыми ценными трофеями, отправились к месту эвакуации. По договорённости, нас там каждый день ждут водители под охраной, поэтому проблем быть не должно. Орги ушли, за ними проследили аж на десять километров в Дикой зоне, поэтому проблем с ними быть не должно. Завтра оставшиеся наёмники начнут зачистку выделенного квадрата, вот собственно и всё, — ответил Шершень.

— А где Хмурый?

— Остался в крепости, контролировать наёмников и часть своей гвардии.

— Хорошо, тогда я отдохну, — сказал я и, закрыв глаза, погрузился в беспокойный