Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как поживаете, мадам? — сердито пробормотал Нэш и поехал дальше.
Браку с ним Мэдди предпочла брак с похотливым старым козлом втрое старше ее!
Это был не просто укол самолюбию. Это была глубокая рана. Чреватая гангреной.
Какая-то собачонка выскочила из фермерского домика и принялась злобно лаять на него.
«Ладно. В таком случае я женюсь на тебе!»
Боже милосердный, неужели он и впрямь так сказал? Таким тоном? Женщине, с которой занимался любовью, которая потрясла его своим теплом и щедростью? Которая спасла ему жизнь, лечила его раны и заботилась о нем так, как никто никогда в жизни о нем не заботился.
Чурбан! Где его краснобайство дипломата, которым он всегда славился?
Беда в том, что он привык иметь дело с мужчинами и вести с ними переговоры. Он понимал мужчин. Мужчины были логичны, а если не вполне логичны, то их мысли можно было без труда прочесть, потому что они действовали под влиянием эмоций, которые были ему понятны, таких как жадность, эгоизм, жажда власти.
Тогда как женщины... Он никогда не понимал женщин. Он держал их на почтительном расстоянии, флиртовал, избегая каких-либо серьезных намерений, позволяя себе время от времени легкомысленную интрижку с какой-нибудь особой женского пола, которая руководствуется в жизни такими же принципами, как и он. Но в его отношениях с женщинами не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего подлинные чувства. Он всегда с самого начала четко объяснял свою позицию. Он позволил Мэдди Вудфорд подойти к нему ближе, чем любой другой женщине в своей жизни.
Однако Мэдди Вудфорд не потопила его в слезах, не пришла в ярость и не набросилась на него с упреками, не вешалась ему на шею и не пыталась заманить его в ловушку брака. Она вообще у него ничего не просила, кроме его тела. Всю ночь она любила его так нежно и так щедро отдавала себя, что он утратил всякий самоконтроль, а потом решительно попрощалась с ним, одарив чуть дрожащей улыбкой.
Это у него разыгрались эмоции. Впервые в жизни. Сама мысль о том, что она выходит замуж за гнусного старика, который, лежа с ней в постели, будет лапать ее и пускать слюни на ее чистую шелковистую кожу... Одной этой мысли было достаточно, чтобы он оказался на грани безумия.
Он закрыл глаза, узнав чувство, которое терзало его.
Это была ревность.
Совсем как у его матери и отца.
Проклятие! Жизнь была значительно проще до того, как ton встретился с Мэдди Вудфорд, — спокойной и более упорядоченной. Он точно знал, кто он такой и чего хочет.
Теперь у него была масса конфликтующих между собой эмоций, которые рвали его на части словно дикие звери.
Ему хотелось мчаться на коне сломя голову, чтобы ветер свистел в ушах, а он вместо этого был вынужден плестись рысью среди весенних цветов под чириканье проклятых пташек.
Ему хотелось надавать кому-нибудь затрещин, кого-нибудь пристрелить или придушить. Проклятие! Ему было нужно предпринять какие-то действия!
«Глупая, глупая женщина!» — мысленно ругала себя Мэдди, упаковывая и сортируя одежду.
Ее любимый в данный момент уезжал от нее, направляясь в свое блестящее будущее, и, несомненно, поздравлял себя с тем, что удалось отделаться от самой неподходящей женщины.
Ее любимый, который целовал так, как целуют только в мечтах, а занимался любовью...
Горячая волна желания прокатилась по ее телу, сосредоточившись где-то внизу живота. Она закрыла глаза, чтобы посмаковать это ощущение.
— Заворачиваешь меня в кусок выцветшей парчи, не так ли? — раздался с порога глубокий баритон.
Она круто обернулась. «Кусок выцветшей парчи»?
— Я этого не допущу. — Он вошел в коттедж. — Я живой человек. У меня есть чувства.
Он закрыл за собой дверь и так глянул своими синими глазищами, что у нее затрепетало сердце.
— Я не готов к тому, чтобы меня убирали в шкатулку.
— Что...
— Сядь!
Это была не просьба.
Мэдди поморгала. И села. И стала с удивлением наблюдать, как он, сделав пару шагов по комнате, как будто принимая решение, подошел и остановился перед ней.
И опустился на одно колено.
Мэдди затаила дыхание. Ее сердце стучало так, как будто кто-то барабанил кулаком в дверь.
Глаза у него были темно-синие и мрачные. Взяв ее за левую руку, он сказал:
— Мэдлин Вудфорд, окажите мне честь стать моей женой.
Она была настолько ошеломлена, что не смогла сразу ответить.
Он покаянно улыбнулся:
— Каждый мужчина имеет право исправиться, делая первое в жизни предложение руки и сердца. Ты должна признать, что это предложение не брошено в грязь и не сделано под воздействием обиды.
Она поняла, что своими замечаниями задела его за живое. Оскорбила его самолюбие. Он ждал ответа.
— Почему ты хочешь жениться на мне? — спросила она, мысленно выругав себя за этот вопрос.
То, что он вернулся и снова сделал ей предложение, было чудом. Очень немногим выпадает в жизни второй шанс. Но ей хотелось знать, она должна была знать причину.
Он улыбнулся.
— Поставив под угрозу твое доброе имя, я не смог бы оградить тебя от последствий моего опрометчивого поступка.
Ах вот он о чем. Мэдди постаралась не показать, что разочарована. Желание быть галантным — весьма изысканная причина для женитьбы.
Нет смысла желать несбыточного.
— Предложение, естественно, включает ребятишек, — сказал он. — Я знаю, ты хочешь, чтобы они были все вместе! Я богатый человек. Никто из вас не будет ни в чем нуждаться.
Она закусила нижнюю губу и умудрилась кивнуть.
Он неправильно понял причину ее молчания и сжал ее руку.
— Поверь мне, если бы я не думал, что это наилучший выход из положения, я нашел бы другое решение этой проблемы.
Проблема. Очевидно, это она.
Ох, почему бы ей просто не сказать «да» и не покончить с этим? Что с ней такое? — подумала она, безуспешно пытаясь проглотить комок, застрявший в горле.
Между его бровями прорезалась небольшая морщинка.
— Ты, наверное, думаешь, что мы еще совсем недавно познакомились, поэтому... Но нам необходимо заткнуть рты сплетникам. — Он пристально посмотрел на нее. — Возможно, ты беспокоишься из-за того, что я планировал найти... невесту совсем иного рода?
Мэдди пожала плечами. Он, должно быть, заметил что-то в выражении ее лица, потому что морщинка между его бровями стала глубже.
— У тебя есть другие желательные качества.
Мэдди вдруг снова затаила дыхание.
— Вот как?