— Тебе нравится? — спрашиваю, убирая непослушную прядь с ее лица.

— Да, очень красиво, этот вид… — так и продолжает озираться. — Он захватывающий.

— Согласен.

Стол уже начинают накрывать, и Ева переводит взгляд на блюда, что я заказал, не знаю, что она любит, поэтому нам принесли много всего.

Она покривилась, увидев устрицы, в этом я с ней солидарен, незамедлительно прошу их унести.

Пододвигаю к ней один из салатов, сам же принимаюсь нарезать стейк.

— Отец не водил вас в такие места? Он был далеко не беден. Давай поговорим об этом.

Лучше разговор, чем продолжать к ней прикасаться, мне нужно отвлечься, ведь мы на людях, хотя руки так и тянутся то за талию обнять, то по худенькой ножке провести.

К тому же думаю, ей не очень понравится, если мне приспичит затащить ее в туалет. С другой, возможно, так и поступил бы, но только не с ней.

— Нет, мы жили в деревне, рядом с его работой. Всегда, — пожимает плечами, смущено ковыряясь в тарелке. — В городе были не много раз, ещё ездили отдыхать на море.

— Какие у тебя были отношения с отцом? — задаю следующий, давно интересующий вопрос.

Так много всего хочу знать, что сам себе удивляюсь. Что бы я и бабой интересуюсь, это нереально.

— Отличные. Папа был моей опорой, я его очень любила. Люблю. И до сих пор не могу поверить, что он покинул меня, — с запинками, грустным тоном. — С Алисой у них…

— Про неё мне не интересно знать, — перебиваю ее сразу же. — Никаких Алис. Только ты и я.

Ева моргает несколько раз, смотрит на меня немного удивлённо, а когда моя рука вновь совсем неслучайно проводит по бедру, ее кожа покрывается мурашками, а она сама начинает дышать глубже.

Понимает ли, что ее тело уже откликается на мои касания?

— Ладно… — прокашливается в кулачок. — Часто ты здесь ужинаешь?

— Бывает с партнерами. Я не особый любитель таких пафосных мест.

— Почему же? — хмурится она, осматривая мое лицо, но я только веду плечами. — А у тебя какие отношения были с родителями?

Неожиданный вопрос, который застает меня врасплох.

Я не совсем уж и хочу рассказывать Еве о своей прошлой жизни, особенно о тех временах, когда я был никем, пустым местом.

Не хочу втягивать такую чистую девушку в эту грязь, о которой и сам вспоминаю не часто. Но я понимаю, что нам нужно налаживать хотя бы шаткое доверие, а его можно заработать только поделившись сокровенным, поэтому я откладываю вилку и полностью разворачиваюсь к ней, для того, чтобы смотреть в глаза, для того, чтобы она понимала, что я говорю правду.

— Я рос в детском доме, с шести лет. Мать умерла по неизвестной мне причине, отец у меня тоже был, но сдох от пьянки немногим позже. Никто из многочисленных родственников не захотел взять меня к себе. В четырнадцать уже был на учете из-за воровства, постоянных дебошей, хулиганства, — вижу, как с каждым произнесенным словом Ева хмурится все больше, поджимает свои пухлые губки. — Тебе неприятно это слышать? Думала, что я из приличной семьи?

Я могу лишь горько усмехнуться, потому что далеко не принц на белом коне. 

По моему мнению, она должна была уяснить это уже давно. Тогда почему в ее взгляде столько негатива и осуждения.

Или может это жалость? Вот этого терпеть не могу.

— В четырнадцать ты был беспризорником? Но разве… — замолкает, подбирая слова, — сироток разве не определяют в семьи?

Моя наивная девочка, переживает за судьбу матёрого взрослого мужика.

Ну не мило ли?

— Определяют, конечно. Я сменил несколько штук, но понял лишь одно, никто не любит чужих детей, многие это делают для того, чтобы просто получать пособие, — говорю спокойно. — В одной из таких «заботливых семей» меня не хило отмутозили, отбили почки, после у меня начались тяжелые проблемы со здоровьем, и я решил сбежать. Меня поймали и вернули обратно, но я сбежал снова, так повторялось несколько раз, пока я не попал в одну компанию с такими же пацанами, как и я сам. Плохую компанию.

Она молчит, отодвигает в сторону тарелку и отворачивает голову, начинает тяжело дышать, нервничать.

Даю ей несколько минут переварить услышанное, сам же подзываю официанта и прошу принести нам лучшего вина. Пускай выпьет и хоть немного расслабится, иначе сегодня я точно останусь ни с чем.

— Но как, как ты добился такого влияния и денег без помощи родителей? — вновь обращает ко мне свое внимание.

Неожиданно для меня, кладёт свою нежную ладошку поверх моей руки. Ее глаза слегка покраснели. Неужто решила зареветь из-за такой ерунды, как мое прошлое.

Странно, ещё никто так не реагировал, хотя, по сути, не так много людей знает о моей судьбе. Не сказал бы, что очень плохой, но не лучшей уж точно.

— Тебе, правда, интересно? Или ты хочешь меня отвлечь…

Уже сгребаю ее в охапку за талию не в силах больше сдерживаться, утыкаюсь носом между ее грудей, вдыхая невероятный запах, который я бы очень хотел почувствовать на своей коже, когда мы проведём ночь вдвоём.

— Артур, здесь же люди, на нас все смотрят, — недовольно фыркает, упирается руками в мою грудь. А я в этот момент думаю о том, как бы хорошо ее маленькие пальчики с розовыми острыми ноготками смотрелись на моем члене. — Артур!

— Ты такая красивая, что я думаю только о том, как бы задрать это жутко сексуальное платье и отодрать тебя как последнюю шлюху, — говорю не своим голосом, как заворожённый не могу оторваться от ее смущенных глаз и покрасневших щёк. — И пускай смотрят. Обрати внимание, как пялятся на тебя и пускают слюни мужики, каждый из них завидует мне и думает, где я откопал такую крошку. А женщины, все они завидуют тебе, потому что ты со мной. Естественно, они все смотрят, потому что ты особенная.

Она не верит, прячет лицо за моим плечом и слегка дрожит, пока я веду рукой по ее спине, пока второй зарываюсь ей в волосы, тяну на себя для поцелуя, о котором я мечтал все эти нескончаем, длинные дни.

Накидываюсь на неё безжалостно, не давая опомниться, отстраниться, не давая ей думать. Просто дарю ей всего себя. Только бы взяла.

Как только она хватается за мои плечи и издаёт еле слышный стон, углубляю проникновение. Чертовски радуюсь, что отвечает. Я словно выигрываю в лотерею. Счастливчик.

Отрываюсь, первое, что замечаю, это как ярко блестят ее глаза, и довольный результатом все же отпускаю.

— Ваше вино, — объявляет подоспевший официант, наливает немного Еве. Оно достаточно крепкое, что, конечно, пойдёт мне на пользу.

Напаивать не хочется, но расслабить просто необходимо.

— Так на чем мы остановились? — хмыкаю, принимаясь снова за еду, смотрю, как она, тяжело дыша, выпивает все, что было в ее бокале. — Тебе очень идёт смущение.