таксу, затем все было перемножено на двенадцать, то есть это был как бы годичный контракт, который после слова «итого» оценивался в 1 540 000 (миллион пятьсот сорок тысяч рублей). Мой мозг отказался складывать все это в единую картину самостоятельно:

– Та-а-а-ак. А что такое контроль поселка?

– Ну это чтобы в поселке люди не катили бочку на завод.

– А как ты это… исполнишь?

– А это я сам разберусь, поверь. Мы с ребятами все порешаем.

– А защита от депутатов?

– Это я отвечаю, что ниче писать не будут.

– Ты, по сути, хочешь крышевать завод?

– Не, это компенсация. Я не дурак. Крыша – это статья. А вдруг ты ментам сдашь?

– А почему руководство должно принять решение тебе платить? Мы стоки не сливаем. Мы вообще закон не нарушаем.

– Да не заливай, вы в землю все сливаете.

– Ты же был на заводе.

– Да, хорошенько вы все спрятали.

– Слушай, это не аргумент для руководства.

Он эффектно щелкнул пальцами, сигарета улетела в лес. Выпустил дым вверх, развернулся ко мне и сказал:

– А вот тебе аргумент. Я знаю про выхухоль.

Кудымов выжидательно посмотрел на меня, даже снисходительно, уже заранее с некоторой долей жалости, будто я должен был, прикрыв глаза, прошептать: «Откуда, откуда ты знаешь про выхухоль?»

– Объясни, – попросил я, и Кудымов стер свою гримасу, сменив на другую – человека, которому лень объяснять.

– Они поймут.

Половину обратной дороги я молчал. Вторую половину говорили про волейбол и правила, которые планируют ввести для позиции либеро, чтобы на поле можно было держать целых двух таких игроков; у этой позиции, как известно, есть слабая сторона – нельзя отправлять мяч над сеткой, то есть атаковать, но зато именно либеро можно бесконечно заменять в течение игры. Со стороны можно было подумать, что два обычных кряжевских пацана – кстати, один низкий, либеро, другой высокий, наверное, диагональный – едут домой из бани. Но на самом деле ехали вместе два врага, и первый знал про выхухоль, а второй только о ней и думал. О либеро тоже думал. Вот бы замену, а, ну или хоть неделю без дурдома, чтобы заниматься только плановой работой, а не курить с каким-то полудурком-вымогателем на краю болота.

* * *

Илья Дмитрич и просто Илья, прослушав записи и изучив бумагу со «счетами» Кудымова, обсуждали диспозицию:

– Клоун, конечно, но в принципе можно возбудиться, – подытожил Илья Дмитрич.

– Я бы не стал, мало фактуры, – отбивался Илья, которому и предстояло бы возбудить дело, ведь Илья Дмитрич был без погон и выступал лишь как консультант.

– Че ты паришься? Отказной, если что, будет, и все.

– Порядки уже не те, что в ваше время.

– Охотятся за нашим братом прокурорские? – Илья Дмитрич явно наслаждался, что ушел со службы до того, как главной целью прокуратуры стала вечная, непрестанная порка ментов по любому поводу.

В нашей стране прокурор должен найти нехорошего мента и заставить его чувствовать себя дерьмом. По сути, прокуроры главным образом мешают операм, потому что опер – а их я видывал немало – это творец, это художник; настоящий сыщик должен быть заряжен нарушать всякие невеликие правила, чтоб добиться своей цели – упечь негодяя. Но прокуроры стоят рядом, в руках у них браслеты, которые они готовы накинуть на запястья опера, и потому творцы и свободные духом опера выживают с трудом, а хорошо только тем, кто сумел стать мастером крючкотворства, протокола, бумажек и изящного слога.

– Да. Начальник так и сказал после встречи с новым прокурором – пятнадцать взысканий влупить за месяц. Это на сто с небольшим человек. Пятнадцать! – Илья ясно давал понять, что прокурорские в районе лютуют, у них большая разнарядка по нарушениям со стороны полиции.

– Ну, лишат тебя премии, мы тебе возместим, – Илья Дмитрич порядки полицейские знал; обычно за мелочевку больше чем лишением премии не наказывали. – Короче, так, – он повернулся ко мне. – Давай ты второй раз ему встречу назначь. Надо, чтоб он угрозу сформулировал более четко. Типа – или бабки, или хана заводу.

– Вы же слышали, что он про выхухоль что-то говорил.

– А что эта хрень значит? Кликуха кого-то с завода?

– Понятия не имею.

Этот вопрос – что же означает знание о выхухоли и какого лешего это может быть угрозой в адрес завода – мне предстояло разрешить.

Для начала Вилесов, у которого тоже предположений не было, собрал технических специалистов, службу безопасности и кадровиков. Оказалось, что кличек таких ни у кого нет, никакое оборудование ни в номенклатуре, ни неформально «выхухолью» не называется. Не существует способов воровства, мошенничества, иных преступлений, связанных с промышленностью, которые бы звались «выхухолью». Также в местной топонимике нет ничего подобного. Дома ни у кого из сотрудников выхухоль не живет.

Ответ добыл эколог Герман, вызванный из Москвы и отправившийся изучать выхухолевый вопрос к местным коллегам. Оказалось, что часть завода, а именно луг и немного леса, для чего-то отнесенные к дальнему цеху и огороженные, находились на территории всеми забытого выхухолевого заказника, который, впрочем, существовал только на бумаге. Дело в том, что заказников в районе – целых четыре, но на самом деле персонал там один и тот же, и контора одна. Главный заказник – «Красное болото», там останавливаются во время пролетов гуси и журавли. Сотрудники заказников проводят учеты зверья на подведомственных землях, и если на учет гусей, журавлей, лосей, медведей на «Красном болоте» их хватает, то до выхухолевого участка руки не доходят уже десятки лет, и они просто от балды вписывают якобы учтенное поголовье выхухоли в отчеты, только для того, чтоб никого не лишили премии. На самом же деле уже лет тридцать выхухоль ни живой, ни мертвой тут никто не видел. И если ее там, в норах на берегу Всполошни, нет и настоящий учет будет проведен, то можно все это подать как массовый падеж и свалить на завод, хотя, по мнению Германа, на выхухоль и ее жизнь больше влияет не качество воды, а ее уровень, и резкие перепады, например при строительстве гидроэлектростанции, способны погубить зверя. Герман даже разведал, что уровень воды чересчур резко вырос лет двадцать пять назад, во время необычайно высокого половодья, но даже если местная популяция выхухоли погибла именно тогда, доказать это будет невозможно.

– Идем искать зверя, – постановил Герман, и мы отправились на поиски, вооружившись надувной лодкой.

Три дня провели на реке – там, где должен был водиться зверь по отметкам на картах 1974 года. Норы выхухоль проделывает так, что вход расположен под водой. Норы маленькие, как