— Вакаримас ка, Анджин-сан?

— Хай.

Моряк ушел. Блэксорн снова растянулся на койке, чувствуя боль во всем теле, потом заметил, что Родригес следит за ним.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, англичанин. Учитывая, что моя нога в огне, голова разрывается, я хочу в сортир, а язык как будто в бочке со свиным дерьмом.

Блэксорн дал ему ночной горшок, потом опорожнил его в иллюминатор и налил кружку грога.

— Ты становишься медицинской сиделкой, англичанин. Это твоя нечистая совесть.

Родригес засмеялся, и было приятно снова услышать его смех. Его взгляд упал на бортовой журнал, который лежал открытым на столе, и к его ящику для карт. Он увидел, что тот открыт.

— Я давал тебе ключ?

— Нет. Я обыскал тебя. Мне нужен был настоящий журнал. Я сказал тебе, когда ты проснулся в первую ночь.

— Это прекрасно. Я не помню, но это честно. Слушай, англичанин, спроси любого иезуита, где в Осаке Васко Родригес, и они проведут тебя ко мне. Приходи навестить меня — тогда ты сможешь скопировать мой журнал, если захочешь.

— Спасибо. Я уже скопировал один. По крайней мере, я скопировал, что мог, и очень внимательно прочитал остальные.

— Твою мать! — сказал Родригес по-испански.

— И твою.

Родригес снова вернулся к португальскому.

— Разговор на испанском вызывает у меня рвоту, хотя на этом языке можно ругаться лучше, чем на каком-либо другом. Там, в моем ящике для карт, есть пакет. Дай его мне, пожалуйста.

— Тот, с иезуитскими печатями?

— Да.

Он дал его Родригесу. Тот изучил пакет, прощупал пальцами нетронутые печати, потом, видимо, передумал и положил пакет на грубое одеяло, под которым он лежал, опять откинув голову на подушку.

— Эх, англичанин, жизнь такая странная.

— Почему?

— Если я жив, по милости божьей, то благодаря еретику и японцам. Пошли сюда этого землееда, чтобы я мог поблагодарить его, а?

— Сейчас?

— Попозже.

— Хорошо.

— Эта ваша эскадра, та, которая напала на Манилу, та, о которой вы рассказали святому отцу, — это правда, англичанин?

— Эскадра наших военных кораблей разбила войска вашей империи в Азии, ты об этом?

— Там эскадра?

— Конечно.

— Сколько кораблей было в твоей эскадре?

— Пять. Остальные рассеялись в море неделю или около того назад. Я пошел вперед в поисках Японии и попал в шторм.

— Ври больше, англичанин. Но я не спорю, мне говорили те, кто брал пленных, сколько. Больше нет кораблей и эскадр.

— Подожди и увидишь.

— Подожду. — Родригес сделал большой глоток.

Блэксорн потянулся и подошел к иллюминатору, желая прекратить этот разговор, и выглянул, рассматривая город и берег.

— Я думал, Лондон самый большой город в мире, но по сравнению с Осакой он маленький городишко.

— У них есть дюжины городов типа этого, — сказал Родригес, также радуясь возможности прекратить этот разговор, игру в кошки-мышки, которая никогда не давала пряника без кнута. — Мияко, столица, или Киото, как его иногда называют, самый большой город в империи, вдвое больше Осаки, так говорят. Дальше идет Эдо, столица Торанаги. Ни я, никто из священников или португальцев никогда не был там, — Торанага держит свою столицу на замке — запретный город. Пока, — добавил Родригес, ложась обратно в свою койку и закрывая глаза, его лицо вытянулось от боли. — Пока они не отличаются друг от друга. Вся Япония официально закрыта для нас, за исключением портов Нагасаки и Хирадо. Наши священники попросту не обращают внимания на приказы и ходят, куда пожелают. Но мы, моряки или торговцы, не можем, если нет специального приказа от регентов или великого дайме, например Торанаги. Любой из дайме может схватить один из наших кораблей — как Торанага завладел вашим — за пределами Нагасаки или Хирадо. Таков их закон.

— Ты хочешь сейчас отдохнуть?

— Нет, англичанин. Разговаривать лучше. Разговор помогает отогнать боль. Мадонна, как у меня болит голова! Я не могу нормально думать. Давай поговорим, пока ты не сошел на берег. Возвращайся и навести меня — я очень хотел тебя об этом попросить. Дай мне еще грогу. Спасибо, спасибо, англичанин.

— Почему тебе запрещено ходить куда ты пожелаешь?

— Что? А, здесь, в Японии? Это сделал Тайко — он заварил всю эту кашу. С тех пор как мы первыми пришли сюда в 1542 году, начали работать миссионеры и нести им цивилизацию, мы и наши священники могли двигаться свободно, но когда Тайко получил полную власть, он начал вводить свои запреты. Многие верят… ты не мог бы подвинуть мне ногу, сними одеяло с ноги, она горит… Да, о Мадонна, осторожней, — так, спасибо, англичанин. Да, на чем я остановился? Многие верят, что Тайко был пенис Сатаны. Десять лет назад он выпустил эдикты относительно святых отцов, англичанин, и всех, кто хотел нести слово Господа. И он изгнал всех, кроме торговцев, десять или двенадцать лет назад. Это было еще до того, как я пришел в эти воды, — я был здесь семь лет назад и с тех пор приходил и уходил. Святые отцы говорят, что это случилось из-за языческих священников — буддистов, — отвратительных, ревностных поклонников идола, этих язычников. Они настроили Тайко против наших святых отцов, совратили его, когда он был уже почти обращен. Да, Великий Убийца сам почти спас душу. Но он упустил свой шанс на спасение. Да… Как бы то ни было, он приказал всем нашим священникам покинуть Японию… Я сказал тебе, что это было десять лет назад?

Блэксорн кивнул, он был рад, что тот говорит так, перескакивая с одного на другое, радуясь возможности слушать и узнавать новое.

— Тайко собрал всех отцов в Нагасаки, где был готов корабль, чтобы отправить их в Макао с письменными приказами никогда не возвращаться под страхом смерти. Потом, так же внезапно, он оставил их в покое и больше не трогал. Я рассказывал тебе, что японцы все с мозгами набекрень. Да, он оставил их в покое, и скоро все стало как раньше, за исключением того, что большинство отцов осталось на Кюсю, где к нам хорошо относятся. Я сказал тебе, что Япония состоит из трех больших островов, Кюсю, Сикоку и Хонсю? И тысяч мелких островков. Есть еще один остров далеко на севере — некоторые называют его материком — Хоккайдо, но там живут только волосатые туземцы.

Япония — перевернутый мир, англичанин. Отец Алвито рассказывал мне, что все стало опять так, как будто ничего не случилось. Тайко стал дружелюбен, как и прежде, хотя он никогда не обращался в нашу веру. Он закрыл церковь и только прогнал двух или трех христианских дайме — но это только, чтобы получить их земли — и никогда не вводил в действие свои эдикты об изгнании священников. Потом, три года назад, он сошел с ума еще раз и казнил двадцать шесть отцов. Он распял их в Нагасаки. Без причин. Он был маньяк, англичанин. Но после убийства двадцати шести он больше ничего не сделал. Вскоре после этого он умер. Это была рука Бога, англичанин. Проклятие Бога было на нем и на его семени. Я уверен в этом.