Барон догадался, что царь уже давно недоволен союзниками своими, кои помешали ему утвердиться в Германской Империи. 14 февраля 1716 г. сдался Висмар, последний из остававшихся у Швеции померанских городов. Датчане не позволили московитско-му корпусу, в Мекленбурге находившемуся, даже участвовать в сей осаде. Подобные афронты, неоднократно повторявшиеся на протяжении последних двух лет, раздражали царя, и, быть может, они-то и предотвратили всеконечную погибель Швеции. Мы видим немало примеров того, как одна-единственная держава побеждает объединившихся противу нее врагов, но сим последним лишь в редких случаях удается преодолеть внутренние свои раздоры и одержать верх над нею.

Царь мог напасть на Швецию еще в 1714 г., однако он не делал этого, то ли по причине несогласий с ревнивыми своими союзниками — королями Польши, Дании, Англии и Пруссии, то ли не почитал еще армию свою достаточно опытной для того, чтобы сражаться с сим народом, у которого даже простые крестьяне обращали в бегство отборные датские войска.

Останавливала его и нехватка денег. Царь был одним из могущественнейших монархов мира, но в то же время по своим доходам относился к числу самых бедных. Он не имел тогда даже восьмидесяти миллионов ливров ежегодно. Прибыль с заводимых им золотых, серебряных, медных и железных рудников была ненадежна, а сам труд в них губителен. Он широко развивал торговлю, которая, впрочем, не приносила ему первоначально ничего, кроме надежд на будущее. Новозавоеванные провинции увеличивали его силу и славу, но отнюдь не доходы. Потребно было время, дабы залечить раны Ливонии, провинции богатой и изобильной, однако опустошенной пятнадцатилетней войной и бывшей для завоевателя лишь дополнительным бременем. Содержание флота и затраты на ежедневно затеваемые новые предприятия истощали его казну. Петр был вынужден прибегать к такому дурному средству, как перечеканка монеты, каковое лекарство никогда не излечивает болезни государства и тем паче предосудительно в такой стране, которая более ввозит из чужих краев, нежели вывозит сама.

Гёрц осмелился предложить Карлу XII любой ценой купить мир с московитским императором, основываясь на его неудовольствии противу королей Польши и Англии. Он убедил его, что союз с Петром Алексеевичем приведет в трепет всю остальную Европу.

Однако для сего непременно требовалось уступить царю большую часть провинций, к северу и востоку от Балтийского моря расположенных. Вместе с тем барон убеждал короля, что провинции сии все равно уже захвачены царем и их не вернуть; в то время как одновременное возвращение на польский трон Станислава, восприятие сыном Иакова II[107] английской короны и возвращение герцога Голштинского в свои владения принесет содеявшему сии подвиги великую славу.

Прельщенный блестящими сими перспективами Карл хотя и не возлагал на них больших надежд, однако предоставил своему министру полную свободу действий. Гёрц отправился из Швеции в качестве полномочного посла ко всем тем государям, с коими сам он почитал необходимым вступить в переговоры. Поначалу барон пытался выведать намерения московитского двора при посредстве некоего шотландца по имени Арескин, каковой был лейб-медиком царя и сторонником претендента, как и вообще все шотландцы, исключая тех, кои пользовались милостями лондонского правительства.

Сей медикус изобразил князю Меншикову величие сего проекта с той живостию выражений, каковая свойственна человеку заинтересованному. Авансы сии пришлись по вкусу князю, да и сам царь также одобрил их. Вместо того чтобы высаживаться в Швеции, как то было договорено с союзниками, он оставил войска свои на квартирах в Мекленбурге и к тому же явился туда и собственною персоной под предлогом устранения тех раздоров, кои стали возникать между герцогом Мекленбургским и дворянством сей страны. В действительности же преследовал он любимый свой замысел — получить в Германии какое-либо владение и надеялся в этих видах заставить герцога продать суверенные свои права.

Союзники были раздражены таковым демаршем — они вовсе не желали иметь столь грозного соседа, который, получив владения в Германии, смог бы в один прекрасный день быть избранным на императорский престол. Не нравилось им и то, что великий проект барона Гёрца продвигался к успешному завершению. Тем не менее он вел переговоры со всеми союзными государями, дабы лучше скрыть тайные свои интриги. Карл же оставался пока в Норвегии вместе с принцем Гессенским и двадцатитысячной армией. Провинцию сию защищали одиннадцать тысяч датчан, разделенных на несколько малых отрядов, кои не могли противустоять шведам.

Карл подошел к столице сего Королевства Христиании, и в сем отдаленном уголке света Фортуна вновь начала улыбаться ему. Впрочем, он так и не научился заботиться о пропитании своих войск. К Норвегии направлялись датские войска и датская эскадра. Не имея съестных припасов, Карл возвратился в Швецию, ожидая исхода великих начинаний первого своего министра.

Дело сие требовало величайшей тайны и обширнейших приуготовлений — две вещи почти несовместные. Происки Гёрца доходили даже до азиатских морей и при всей своей одиозности не делались от сего менее полезными для нападения на Шотландию и могли доставить Швеции помощь деньгами, кораблями и людьми.

Еще в давние времена пираты всех наций, и в особенности англичане, объединились в товарищество, которое опустошало моря Европы и Америки. Беспощадно повсюду преследуемые, они укрылись на острове Мадагаскаре у восточного берега Африки. Это были отчаянные головорезы, прославившиеся такими деяниями, каковые можно было бы почитать героическими, ежели не попиралась бы при сем сама справедливость. Они искали для себя такого государя, который принял бы их под свою державу, хотя право народов закрывало перед ними все порты света.

Прослышав о возвращении Карла XII в Швецию, возымели они надежду на то, что сей жаждавший марсовой славы монарх, лишенный теперь флота и солдат, заключит с ними выгодную сделку. Посланец их прибыл в Европу на голландском корабле и предложил барону Гёрцу принять оных разбойников в гётеборгском порту, куда они могут приплыть на шестидесяти кораблях, наполненных сокровищами.

Барон убедил короля согласиться на сие предложение, и в следующем году два шведских дворянина, Крамстром и Мендаль, были посланы для завершения переговоров. Через некоторое время явилась более благородная и существенная помощь в лице кардинала Альберони, человека не только весьма влиятельного, но и наделенного талантами, который, управляй Испанией, сумел приобрести себе славу, хотя ему недостало времени, чтобы вернуть сей стране былое ее величие.

Кардинал с одушевлением воспринял проект завоевания английского трона для сына Иакова II, однако сам он слишком недавно утвердился во власти и надобно было прежде, чем потрясать другие королевства, обустроить саму Испанию. Тем не менее не прошло и двух лет, как ему удалось переменить лицо сей страны и придать ей вес среди великих держав Европы. Полагают, будто именно он побудил турок напасть на германского императора и одновременно пытался отнять регентство Франции у герцога Орлеанского и лишить английской короны короля Георга. Вот сколь может быть опасен один-единственный человек, если обладает он не только абсолютной властью в сильном государстве, но также величием и отвагой духа!