– Не настолько, чтобы добровольно уйти из жизни, – возразила Вера.

– Я знал ее намного лучше, чем ты! – рассердился профессор.

– Квартира Реутовой, ее посуда, оформление спальни, одежда – все свидетельствует о том, что Надежда придавала большое значение красоте окружающих ее предметов, – сказала я. – А снотворное она выпила из самой дешевой кружки. Такая в квартире одна нашлась. Похоже, она не принадлежала Надежде.

– Вы не правы, – возразила Вера, – Надя ездила с экскурсией в Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде. Там есть источник. У Реутовой в то время желудок болел, лекарства не помогали. Кто-то ей посоветовал целебной воды в обители попить. А у ключа стаканов одноразовых не было. Надя начала ладошкой воду набирать, и тут к ней подошел монах, дал кружку и сказал: «Пейте, сестра. Домой потом чашку унесите, наливайте в нее любую жидкость, она вам в добро пойдет». Надежда была не воцерковленным человеком, но монаху поверила. Стала из кружечки пить, и желудок прошел вскоре. Она тем фаянсовым страшилищем очень дорожила.

– Мы об этом не знали, – пожал плечами Макс. – Но еще есть блистеры с разными номерами, сроком годности, хотя все подстроено так, будто они лежали в одной коробке. Эксперт установил, что снотворное растворили в минералке. Реутова налила полную чашку из бутылки, выпила ее и заснула навсегда. Записки она не оставила.

– Вот это весьма странно, – согласился Цыганков. – Я прекрасный профайлер, умею составлять психологические портреты людей, с которыми никогда не встречался. А с Надей у меня было плотное общение не один год. Поверьте, решив свести счеты с жизнью, она написала бы пространное объяснение своему поступку. Хотите знать мое предположение?

Макс молча кивнул. Цыганков почесал щеку.

– Никто из нас не получил специального образования в розыскной работе, на ищеек мы не обучались. Мы просто отличные знатоки своего дела. За годы существования команды методом проб и ошибок мы научились находить тех, кто изо всех сил старался спрятаться. Да, мы совершали ошибки, не каждому клиенту смогли помочь, но стали опытными профессионалами. И, думаю, мое мнение сейчас совпадет с мнением коллег.

– Надо обратить внимание на родственников преступников, – вмешался в монолог профессора Михаил, – для нас те, кого мы разыскивали, кого и убить не жалко, гады, а их родители, жены, любовницы, дети, несмотря ни на что, любят этих подонков и считают мерзавцами нас, людей, вычисливших преступников и вернувших их за решетку.

– Лично мне показалась странной внезапная болезнь Маргариты, жены Петра, – сказала Вера. – Ольга сообщила Евлампии, что у ее матери старческое слабоумие. Деменция может развиваться и в более ранний период жизни, меня не возраст Маргариты поразил. Смутило спонтанное появление недуга и удивительно быстрое его развитие. Вела себя нормально и – раз, лишилась разума. Это могло бы случиться, если бы больная перенесла инсульт.

– Нет, – возразила я, – Оля говорила, что мать ушла в салон здоровой, сделала маникюр, а потом вдруг забыла дорогу домой. И вскоре уже плохо помнила, как ее зовут, а спустя короткое время совсем обезумела. Очень все быстро произошло.

– Слабоумие начинается иначе, – продолжала Вера, – подкрадывается незаметно, на цыпочках. Медленно ослабевает память. Сначала всем смешно: мама не помнит, как звали ее родную сестру. Но потом больная восклицает: «Таня она! Конечно! Ой, у меня склероз!» И так может длиться довольно долго, родственники не волнуются. Ну не может уже пожилая женщина порадовать семью пирогом, который всегда по воскресеньям пекла, ну надела левый ботинок на правую ногу. Подумаешь! Мама просто устала, у нее много забот, надо ей поехать отдохнуть… Но процесс уже пошел и усугубляется, а через несколько лет в доме инвалид. Скорость развития деменции, ее течение индивидуальны. Одни могут десятилетия находиться на стадии: «Ой, опять не помню, как геркулесовую кашу варить», другие за год превращаются в беспомощное существо, не способное самостоятельно себя обслуживать. Но ведь это за год, а не за час! Теперь вспомним другое. Вы рассказывали нам, что кто-то пугает сиделок Маргариты Леонидовны, горничных, вынуждает их покинуть место работы. В этом я вижу явное желание навредить семье Венькиных. Дети и невестка прикованы к матери, вынуждены сами ухаживать за ней. Даже очень любя Маргариту, они смертельно устали. Человек со слабоумием – трудное испытание для тех, кто рядом. Вылечить его невозможно, общаться нормально с таким больным не получается, и это тяжело морально. Часто люди с этим недугом озлоблены, а кому приятно видеть, как ранее ласковая, заботливая мать теряет человеческий облик, испытывает к тебе ненависть. Уход за таким пациентом и физически труден, и материально обременителен, на одни памперсы состояние потратишь. Так вот, я думаю, что Маргариту отравили. Есть на свете яды, которые не лишают человека жизни, но превращают его в овощ, в умственно неполноценную личность. Ольге надо вспомнить, кто заходил к ним в гости в тот день, когда ее мать неожиданно потеряла рассудок.

Я кивнула.

– Мои мысли шли в том же направлении. Правда, я подумала, что Маргарита Леонидовна тайком от семьи принимала наркотики.

– Говорила уже, она сидела на мощных антидепрессантах, – встряла в разговор Окошкина.

– Ольга о том, что ее мать была зависима от лекарств, не сообщала, – вздохнула я, – но мне пришло в голову, что безутешная женщина после потери маленькой дочки принимала некий препарат. И навряд ли она ходила по врачам за рецептами. Вдруг купила какое-то снадобье, скажем, у знахарки? Возможно, целительница приходила к Венькиным домой… Но Оля отвергла это предположение. Она сказала, что Петр Юрьевич не любил посторонних в доме и даже семейные праздники, чтобы не звать гостей к себе, Венькины отмечали в кафе. Еще заверила меня, что к народным лекарям мама никогда не обращалась. Накануне рокового дня никаких проблем со здоровьем у нее не было. В доме тогда служила горничной некая Люся, Людмила Павловна Ершова. Прекрасная прислуга, просто идеальная. Хозяйка на нее нарадоваться не могла. Сейчас вспомню, что о ней Ольга говорила… Кажется, так: москвичка, не пьет, не курит, семьи у нее нет, занята только работой. На вид хрупкая, но обладает завидной физической силой. Не красавица, что при наличии в доме двух мужчин весьма предпочтительно. Невероятная чистюля. Готовит – язык проглотишь. Молчаливая. Обожала хозяйскую кошку, вечно ее целовала-гладила. Проработала три месяца, заменила прежнюю прислугу, которая внезапно ушла. Ни разу не опоздывала по утрам. Вот как хвалила эту горничную Оля. А когда ее мать вдруг заболела, Люся очень помогла семье, десять дней ухаживала за хозяйкой, пока искали сиделку. Но едва в доме появилась медсестра, у Людмилы заболел отец, она взяла отпуск и более в семье не появлялась.

– Странно, – протянула Вера.

– Не вижу ничего подозрительного, – пожал плечами Костин.

– А почему она не захотела дальше работать? – прищурилась Светлана.

– Ершова решила покинуть дом, где появился инвалид, – нашел объяснение Костин.

– Возможно, вы правы, – согласился Макс, – но следует все же поговорить с Ершовой. Мы совершили ошибку, не сделав этого раньше.