Меня охватила жалость, смешанная с ужасом.

– Я не смогу это сделать, – прошептал я. – Пусть они все умрут. Дайте мне умереть. Пусть все закончится прямо здесь!

– Если все закончится здесь, человечеству тоже придет конец, – возразил Фортенхо. – Все, что ты знаешь, все, кого ты знаешь, всё, что когда-либо знали они, – исчезнет! Встань и сразись за свою расу. Это наш последний шанс.

Отвага бестелесной сущности не воодушевила меня. Я выдохся, мои эмоции отступили под напором паники, превратились в ничто.

Но паника подарила мне слабое облегчение. По крайней мере, я все еще что-то чувствую!

Смотритель Фортенхо чуть отлетел и выстрелил дротиком, который впился мне в бедро. Паника сразу исчезла, и с ней отключилась часть моего разума, отвечающая за суждения, решения и стремление к выживанию.

Я даже улыбнулся.

– Это продлится недолго, – предупредил смотритель. – После эйфории вернется здравое мышление. Будь осторожен: тебя оценивают.

– Кто? – прохрипел я, вытирая слюни с губ.

Фортенхо казался таким далеким – жучок, заблудившийся в калейдоскопе полов, монстров и светящихся занавесей.

– Кто меня оценивает? Зачем?

Никакого ответа.

Змееподобное существо, разглядывавшее меня, приблизилось к нам. Оно свернуло мясистый хвост, опутанный сеткой, проводами и обрывками липкой ткани, приподнялось и вытянуло верхнюю конечность. Одновременно из накренившейся платформы выдвинулся тонкий столбик, встретившись с его серыми цепкими пальцами.

Трансформированный Предтеча с косым страдающим взглядом встал поустойчивее…

…рассмотрел меня…

…и принял управление.

Позади меня воспарил смотритель лорда-адмирала. Из машины что-то вытекло на мою голову и на туловище монстра, и платформы перед моим взором сменились панорамой с далеким колесом и планетами.

Поворачивая голову, я рассматривал все в малейших деталях. Должно быть, мои «глаза» были разделены сотнями километров. Дистанция между Ореолом и планетой сокращалась, часть колеса начала искривляться из-за гравитационного притяжения каменно-ледяного шара.

Из символов, возникших внутри и вокруг этих объектов, мне были понятны лишь несколько. Но угрюмый Предтеча рядом со мной, чье присутствие я ощущал как умственно, так и физически, все понимал отлично и направлял мои руки, попутно шепча подсказки.

Прикосновения его конечностей вызывали жалость, отвращение, отчаяние. Меня все донимал вопрос: почему нужны мы двое? Однако регулировка, осуществляемая нашей удивительной командой по всему кольцу, давала результат.

Ореол диаметром в тридцать тысяч километров прецессировал под новым углом, обратясь к приближающейся планете, чей диаметр составлял чуть менее десяти тысяч километров. Оба объекта стремительно сближались, но масса планеты грозила сильно повредить колесо задолго до столкновения или даже разорвать его на части, поэтому подключились другие системы. Смотритель, разлагающийся Предтеча и то немногое, чему меня научил лорд-адмирал, помогали мне следить за происходящим и даже что-то понимать.

Предтеча, руки которого (или которой – поди разбери) лежали поверх моих на панели управления, испытывал боль, которую я едва мог вообразить. Деформированная конечность давила все слабее и слабее. Я предположил, что контроль не может осуществляться только человеком, но сколько еще продержатся эти бедолаги, прежде чем превратятся в лужи слизи, что бы там ни предпринял Композитор для сохранения их жизни?

Искажающая болезнь – Потоп – перекроила эти организмы, подготовила их к новому существованию, очень мало оставив от индивидуальности и самосознания. Но и оставшегося хватало, чтобы эти создания помнили о своем долге и желали исполнить его, пока они не разложились полностью или пока Искажающая болезнь не навязала им другую судьбу, представить себе которую едва ли смог бы даже молодой, наивный Чакас.

Сейчас провода и сетка удерживали их от такой участи.

То, что мы обнаружили в клетке Предтеч в озерном поселении, Фортенхо назвал Могильным Разумом. У лорда-адмирала с этим именем было связано полустертое воспоминание, что сам Изначальный был не одним существом, а… тремя? Четырьмя? Пятью? Дюжиной? Фортенхо так и не узнал точное число.

Разлагаясь, теряя прежние личности и перерождаясь, эти существа миллионы лет назад соединились в самый ранний Могильный Разум. Он был чем-то намного бóльшим, чем совокупность его составляющих.

Судя по обильному потоотделению, вы уже были свидетелями таких превращений. Но, как испуганные дети, вы не до конца поняли их значение.

Я же познал его. И все еще познаю.

Вы спрашивали о Дидакте. Предоставленная мной информация скудна, поскольку в ту пору, когда я знал его, я был малообразован и не мог правильно истолковать то, что видел и испытывал.

Это изменилось, когда я получил доступ к знаниям и опыту лорда-адмирала. Но даже он, как правило, наблюдал за Дидактом с расстояния.

Однако глубокое знание природы боя – противостояния стратегий и, что важнее, тактик – помогло Фортенхо так хорошо изучить Дидакта, как удавалось лишь немногим Предтечам. Вражда между людьми и Предтечами, приведшая и тех и других на грань полного исчезновения, – это вражда особого рода: жгучая, лютая, но тем не менее рациональная; такая вряд ли может возникнуть среди представителей одного вида. По крайней мере, среди тех, кто обладает здравым рассудком.

Мышей, забравшихся в наш зерновой амбар, мы убиваем без пощады. Но лишь слабоумные этих мышей ненавидят.

Но однажды я столкнулся с Дидактом, и мое понимание того, на что способен этот воин-служитель, перешло на новый уровень.

Это понимание и есть то, что вам нужно больше всего. Я прекрасно знаю: мои функции дают сбой. Но сделайте мне одолжение. Я ничем вам не обязан. Я больше не человек; я не был им – и вообще живым существом – свыше тысячи веков. Вам не удастся сохранить мой опыт и память, кроме самой малой толики. То, чем я был и чем занимался, высится над кратким мигом моей человечности, как гора над камешком.

И, видя вашу озабоченность, я догадываюсь: вы еще не готовы принять ту великую истину, которую я вам предлагаю, – истину, способную изменить все уравнения в нашей истории.

Меня это забавляет.

На платформах каждый человек выбирал себе в пару Предтечу на последней стадии трансформации. Мне подумалось, что вскоре они станут бесполезными. Может быть, им из милосердия дадут умереть?

Передо мной вырос огромный туннель, заслонив собой платформы. На его стенах сияли искры, пролетая как стрелы. В ушах у меня звучали резкие музыкальные ноты, нестройные, пугающие.

Искры-стрелы потемнели до густо-красного цвета, а затем погасли, как угли старого костра. Я чувствовал лишь сильный холод. На мгновение почудилось, что я плыву в этом туннеле, окруженный последними искрами.